Бубен застучал громче и быстрей. Тени сгустились, наступая на
костер. Пламя робко задрожало и испуганно юркнуло, прячась в
обугленных ветках. Еще быстрее, еще сильнее. Шаг ускорился, стал
размашистым, но в то же время остался плавным, плывущим. На самом
краешке мутнеющего сознания мелькнуло предупреждение старухи
Ийзеки. Пророчество! «Вместе с дочерью Совы придет внук Великой
Черепахи, на чьем панцыре покоится Земля», — судорожным усилием
воли вспомнил вождь древние слова и провалился в забытье…
***
— Так вот ты какой, северный олень! — с нескрываемым восторгом
прошептала Златка, скинув с головы меховой капюшон.
Вокруг высились заснеженные вершины, поросшие мхом и лишайником.
Легкая песцовая куртка — подарок старухи Ийзеки, пришлась весьма
кстати. Зима в горах холодная и начинается раньше, чем на равнинах.
Тяжелая хмарь, неотступно следовавшая по пятам за маленьким
отрядом, сменилась промозглым северным ветром и круговертью
метели.
Угрюмые снежные тучи неподвижно нависали над путниками,
зацепившись рваными краями за скалистые пики. И лишь в призрачной
дали, у самого горизонта виднелся крохотный кусочек чистого небо.
Там яркие лучи солнца водопадом струились вниз, освещая далекого
горного великана, гордого в своем величественном одиночестве и даже
отсюда поражающего своими размерами.
— Матэо Тепи, — пояснил проводник, неслышно возникнув рядом. —
Медвежье Логово. Бледнолицые называют его Башней Дьявола.
— Мы пойдем к нему? — спросила Златка, пригибая ветку сосны,
мешающую наслаждаться потрясающим зрелищем.
— Это земли чейенов, — с легким акцентом ответил индеец. — У
подножья захоронен великий воин этого народа… — Он замялся и после
секундной паузы веско обронил: — Табу!
— Жа-алко-о! — плачущим голосом протянула девушка.
— Почему? — звучно хрустнув валежником, небрежно поинтересовался
тяжело дышащий после крутого подъема де Брюэ.
Точнее, попытался спросить небрежно, но получилось обречено —
вместо вразумительного ответа можно было услышать невесть что. Так
и вышло.
— Где-то там, у подножья Башни Спилберг тарелку спрятал… —
наткнувшись на изумленный взгляд, она пояснила: — Летающую… — и
мечтательно закончила: — Покатались бы…
Де Брюэ даже хрюкать не стал — просто махнул рукой. Привык уже.
А индеец, сбросив на мгновение маску невозмутимости, неуверенно
повторил: