– Витенька, а ты уже бреешься?
Из – под платка донеслось сдавленное рыдание.
– Не слышу?
– Да!
– Кгхм. Не похоже. Лицо у тебя, как у евнуха. Ладно. Ты не расстраивайся, устроишься куда – нибудь на завод, научишься водку пить, заматереешь, батя приятно удивится, или в макдаке картошечку пожаришь пару годков, глядишь, чему – нибудь и научишься…
– Пызлста…
– Чего? Это, ты на каком сейчас, на испанском?
– Пршшу…
– Всегда любил испанский, португальский, так много шипящих звуков…
Платок слетел на пол, Витя умоляюще смотрел на меня своими телячьими глазами, – не увольняйте меня, Борис Петрович…папа этого не перенесёт…вы же знаете,…он инвалид…мы же с голоду умрём…
Я отвернулся к окну, для того, чтобы скрыть торжествующую, злорадную усмешку – мне ли не знать!
Насладившись отражением своей злобной гримасы в оконном стекле, я резко развернулся на каблуках, подошёл впритык к Вите, и вкрадчиво произнёс, – ничего не могу поделать Витенька, ты получаешь слишком большую зарплату, а у нашей фирмы тяжёлое финансовое положение… ты же хочешь, чтобы фирма процветала, хочешь?
Витя покорно кивнул головой, чем вызвал ещё один слезопад, солёная влага пролилась на грудь юноши.
– Мы даже бухгалтерской прибыли не получаем, я уж не говорю об экономической… впрочем, у тебя есть один вариант…
– Какой? – в глазах мальчишки промелькнула надежда.
– Умоляй меня. На коленях. Нет, не на коленях, на пузе! Ползи на брюхе, и лижи мне ботинки (я тут в одной польской порнухе видел, главный герой говорит: лижь мне боту!), лижь мне боту! Давай!
Парень сморгнул, прокашлялся, затем вскочил на ноги, отряхнул пиджак, и (патетически выставив вперёд правую руку) срывающимся голосом прокричал, – да пошёл ты… старый… пердун! Увольняешь меня, – и хрен с тобой! Но…чтобы я полз, и твои вонючие ноги целовал? Не дождёшься! Вот! Выкуси! – он практически упёр свой кукиш в кончик моего носа. Я бросился к парню, и попытался обнять его. Он выставил какой – то блок (наверное, занимается единоборствами), и враждебно смотрел мне прямо в переносицу. На его лбу выступили крупные капли пота, он тяжело дышал, а ещё, его заметно потрясывало.
– Вооот! Вот! И достоинство появилось, и гордость! Всё в тебе есть! Так почему же ты всё это прячешь, и позволяешь обходиться с тобой так, словно ты – тряпка половая? А? Витенька, ты мне как сын, и я желаю тебе только добра, но ты отчаянно сопротивляешься всем моим попыткам привести тебя в чувство…