Резко разворачиваюсь, но это точно ошибка. Руки Артема оказываются на моей талии. Сжимают, словно заставляя снова задышать.
— Конечно, – отрезаю, глядя ему в глаза. Захват на талии становится сильнее. Взгляд – жестче. – А почему нет? Что бы мне помешало? Костя погиб. Парня у меня нет. А Крестовский красивый мужик.
Определенно меня несет. Иначе не объяснить, зачем я несу всю эту чушь.
— И как он? Качественно выебал? – продолжает Артем, на лице застыло вежливо-заинтересованное выражение.
Такое обычно у людей на каких-нибудь ужинах и выставках, когда они болтают ни о чем, демонстрируя дружелюбие.
— Более чем.
— Так, что ты сразу залетела и потопала на аборт?
Я каменею. Ладони сами собой сжимаются в кулаки, ногти впиваются в кожу.
Мне резко становится так больно. Все еще больно. Ощущение, что касаются открытой раны, тычут в нее пальцем. Артем как злой мальчишка, с любопытством наблюдающий за жуком. А если мы ему лапки оторвем? А если крылья? Что будет?
— Это не его ребенок. Был.
Слова даются с огромным трудом. Когда разжимаю кулаки, понимаю, что на коже остались красные отметины. Чувствую, как саднит, не смотрю. Желание ударить становится сильнее. Холодные глаза снова разъедают взглядом. А потом он спрашивает:
— А чей?
Я снова как будто стою в туалете с тестом в руках. Смотрю на него и не верю. Ребенок от Белова. Безумие. Если бы не потеряла его…
Даже не верится, что имела бы шанс сказать Белову, что беременна от него. И понимаю снова, насколько абсурдно все это выглядело бы. Он бы сказала то же, что Руслан: сделай аборт. Для таких мужчин ребенок ничего не значит. Только обуза.
Растягиваю губы в улыбке.
— Не так много вариантов осталось, – произношу, с каким-то злым удовольствием наблюдая, как его глаза становятся цвета грозовой тучи.
И воздух между нами как будто электризуется. Руки на моей талии снова сжимаются сильно. Я жду. Спросит он или нет. Его был ребенок или нет.
Но Белов только резко отпускает меня и отступает.
— В любом случае не имеет значения, – кривая усмешка касается губ, а следом Артем отворачивается.
Идет обратно к креслу, падает на него. И когда снова на меня смотрит, я вижу только привычно спокойное лицо.
Глупо было рассчитывать на какие-то эмоции. Вряд ли Белов в принципе может их испытывать. И уже тем более умеет держать под контролем.