— Потому что… – предлагает продолжить, делая шаг вперед, я вжимаюсь спиной в кухонный гарнитур. Артем опять нарушает мои личные границы. Нахрен сметает их. Любые стены, что я стоически возвожу между нами.
— Потому что не хочу. Не хочу тебя. Такой вариант ты не рассматривал?
Качает головой, и на губах улыбка играет. Ставит ладони по сторонам от меня. Ловит в капкан. Сжимаю губы, по-прежнему держа руки на груди сцепленными.
— Придется рассмотреть, – цежу ему. – Потому что это правда. Ты мне вообще отвратителен, ясно?
Его длинная челка свисает, задевая мое лицо. Хмурюсь, мотнув головой, но Артем не увеличивает расстояние. Это нервирует. Заставляет напрягаться. Не сразу замечаю, как сильно сжала пальцами свои же руки.
— Ты меня хочешь, – говорит спокойно.
Он не касается меня, но ощущение, что я полностью прижата к его сильному телу. Кожа горит, дыхание тяжелеет. Я поджимаю пальцы ног, чувствуя себя, словно на карусели. Мир вокруг кружится, и только лицо Артема нет, оно так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах.
— А ты… – я начинаю говорить, но приходится откашляться из-за возникшей хрипоты. – Ты чего хочешь?
— Тебя хочу, – просто говорит, а ощущение, что меня шарашит сразу по всем нервным окончаниям.
Импульс пробивает насквозь тело и оседает горячим комом внизу живота. Взгляд Артема полон желания. И словно это желание вымещает абсолютно все остальные мысли из его головы. Таким он выглядит сейчас. Я тяжело выдыхаю ему в губы. Не поддаваться, не поддаваться.
— А потом? – почти шепотом задаю вопрос. – Что будет потом?
— Когда потом? Когда я тебя выебу? Снова нагну и натяну. Во всех позах.
Эти слова должны бы меня оскорбить, но почему-то происходит ровно наоборот. Снова бьет разрядом. Между ног тянет приятно. Я сильнее поджимаю пальцы ног, чтобы не свести бедра.
— Хватит, – кидаю резко, но выходит почти умоляюще. В висках стучит, это мешает мыслить нормально. – Я имею в виду потом, когда… Когда придется вернуться в город. Ты отдашь меня Руслану? А он этим москвичам на растерзание.
Взгляд Белова становится тяжелым. Настолько, что даже возбуждение уступает место растерянности и страху.
— Никто тебя не тронет, Вика, – голос Белова такой же тяжелый, как взгляд. Падает на меня каменной плитой. – Пусть только попробуют, захлебнутся собственной кровью.