С горем пополам зажгла свечку на торте, плюхнулась обратно
на диван и заворожено уставилась на пламя.
— Забавно, хотела что-то важное загадать и забыла. Представляешь, Макс,
забыла! Куда ты ездил, Макс? Ну, ответь ты мне, ответь! Ты мне
изменял, да? Я тебя, паразита и на том свете достану,
и ты ответишь мне! — зло прокричала, тыкая пальцем в лицо
мужа, а потом глухо простонала, — Ты же меня одну бросил, Макс!
Как же я теперь буду жить без тебя! Я не могу,
не хочу, не хочу оставаться одна! Как мне дальше жить без тебя, Макс?
В горле пересохло, и я схватила бокал, отпила глоток
и вдруг со злостью метнула бокал в портрет, он ударился
о рамку и разбился. Вино растеклось по столу кровавым пятном.
— Господи, если ты есть, ну, помоги мне! Я хочу знать правду.
Если нельзя по-другому, пусть тогда сам придёт и расскажет! Вот
в книгах, приходят же призраки? Приходят! Вот и он пусть
придёт! Придёт и всё мне расскажет, — протянула тоскливо, —
Господи, как же мне дальше-то жить? Столько хотелось ещё сделать,
но с тобой, Максим, с тобой! Как же я теперь без
тебя-то? Максимушка, родной мой, зачем ты так со мной? Я же
просто хотела жить и быть счастливой! Неужели я так многого хотела?
Тебя со мной нет, и мне так плохо и одиноко, Макс.
И я хочу знать правду, какая бы она ни была. Неужели
я не заслуживаю этого?
Легла на диван, свернулась в комочек и плакала, шепча:
— Я не хочу, не хочу жить одна! За что ты так
с нами, господи? Зачем ты забрал его у меня? Ну, как же
я дальше-то жить без тебя буду, Максим?!
Я не помню, что было дальше. Утром я проснулась
на диване, закутавшись в плед. Жутко болела голова, я мрачно
оглядела комнату. И ахнула: как ещё пожара не наделала, дура пьяная.
Свеча на торте и та, что я ставила перед фотографией, полностью
прогорели. Причём подсвечник второй лежал на боку, видимо, я уронила
его, когда швыряла бокал. Повезло, что к тому времени свечка уже прогорела
полностью. Разбитый бокал, перевёрнутая изображением вниз, фотография мужа,
большое красное пятно на белой скатерти. Недоеденный торт.
Я хмыкнула: совсем не помню, как его ела. Но ведь ела же.