Что хреново — с каждой минутой, что мы отдыхали, я видел, как
настроение у Хельги падало все ниже и ниже. Для нее эта информация
оказалась болезненнее, чем битва насмерть, которую мы прошли
сегодня. А потому нужно было что-то делать, и исправлять ситуацию.
Впрочем, я знал, как это сделать.
Встал с холодного льда и пошел в ее сторону, а когда подошел
вплотную, то наклонился к ней и, взяв за подбородок, посмотрел
прямо в глаза.
— Открою тебе секрет, чтобы тебе стало легче. Это не мой секрет,
но ты имеешь к нему отношение. Не думаю, что ты знаешь, хотя... —
она так внимательно меня слушала, что сейчас была похожа на
лохматого щенка, которого зимой забыли на улице, ведь тоже была вся
в снегу. — Дети у богов чаще всего становятся ими же.
Сказав, я отошел, и не стал дожидаться, пока она начнет ещё
задавать вопросы. Если умная, а она, я точно знаю, что умная,
значит, всё поймет сама.
Мы еще минут десять сидели, отдыхая. Время вышло... К нам стали
стягиваться новые Серые, и вот с ними сражаться уже не было сил и
желания. Не то, чтобы мы не могли. Просто на это может уйти
несколько недель, чтобы зачистить всех их полностью. А нас
настолько не хватит.
— Пора выбираться отсюда, — говорит Пушкин. — Мне не нравится,
что их так много.
Он как раз добил очередного Серого, разрезав его волной звука на
мелкие кусочки.
Спорить с ним никто не стал, и мы пошли. Вот только все было не
так просто. Использовать людей Марии уже нельзя, так как их
экзоскелетов тоже надолго не хватит. Там практически посаженные
батареи, и выходило, что нужно идти только на своих двоих, что
очень долго. Ведь часть нашей техники мы все-таки потеряли. Не до
железок было, когда люди в опасности.
— Мы такими темпами будем идти не меньше трех дней, — жалуется
на жизнь Доброхотов.
Конечно, будем. Сюда мы шли, полные сил, а обратно их уже нет,
как нет и достаточного количества техники. Даже Абсолюты устают —
так можно назвать эту картину, если кто-то и когда-то её напишет.
Чем дальше мы шли, тем больше понимали, куда попали, или вернее
сказать, в какую ситуацию.
— Я разберусь! — говорит Пушкин. — А вы отдыхайте... Силы нам
еще понадобятся.
Силы, конечно, у него хоть отбавляй. Все уже с ног валятся, а он
спокойно идет, и легко сражается.
— Может, поможем? — спрашивает у нас Мария, которая едва двигает
своим экзоскелетом, ведь он начал замерзать.