Небольшое здание полицейского участка встретило неприветливой прохладой и сумраком.
Я шла прямо за полицейским, за мной уверенно вышагивал охотник, и мне казалось, что он пристально смотрит на меня – будто кожу покалывало от его внимания, жаркого опаляющего взгляда. Но оглянуться на него у меня не хватало сил. Я отчаянно трусила. Что-то со мной будет?
Вдруг дверь впереди отворилась, и из нее вышел другой полицейский. Человек. За собой он тянул женщину в возрасте. Ведьма.
— Давай – давай, двигай ногами, — гулким баском говорил он ей недовольно.
Ведьма с седыми волосами, распушенными в разные стороны, удивленно и немного неестественно рассматривала все вокруг. Казалось, она совсем не понимала, что происходит, куда ее привели и отправят сейчас. — О, еще одна? — он глянул на меня.
И вдруг ведьма дернулась вперед, в мою сторону. Выставила длинный палец вперед.
— Не ходи, не ходи туда…Не отдавай…не отдавай!
— Молчи, старая! — полицейский толкнул к стене женщину, и она тут же замолчала, снова взирая на мир удивленными голубиными глазами.
Когда мы входили в этот кабинет, из которого вывели ведьму, мне окончательно стало не по себе.
Страх удушливой волной поднимался из живота, цеплялся клешней за горло, кислотой разъедал кровь.
— Имя? — полицейский разложил перед собой бумаги и старательно вносил в них мои сведения. Я же со страхом оглядывалась на огромный ржавый аппарат, больше похожий на обмундирование водолаза из девятнадцатого столетия. Прямо за моей спиной молча стоял охотник, и от него веяло не меньшей угрозой, чем от огромного аппарата по лишению магии.
— Бьянка Мориц.
— Возраст?
— Двадцать, — я сглотнула.
— Когда были зафиксированы первые вспышки магии?
— У меня…Во мне вообще не было магии. В школе мы проходили тестирование, вы увидите результаты, там было ниже среднего, — я вздохнула. — И вот вдруг…недавно начались всполохи.
Полицейский прищурился, глядя на меня, будто не доверяя. И его можно было понять. Магия не могла появиться на пустом месте, она только приумножалась.
— Подпишите согласие на лишение магии, — он равнодушно придвинул ко мне листок, буднично, будто выдавая права на вождение.
Я подошла ближе и мое сердце сжалось. Тяжело сглотнула. Стало страшно. Очень страшно. А что, если полиция сейчас заберет не то, что выбивается из нормы, а все, что в последнее время бурлило в моей душе? И больше я никогда не смогу ощутить этого приятного чувства, похожего на прикосновение крыльев бабочки, рождающие приятное волнение, дрожь в кончиках пальцев?