Мать спилась, опустившись на дно.
И только Камиль тянул нашу семью и заботился о своем младшем брате, который только и делал, что доставлял всем проблемы.
И, видимо, теперь Камиль мне мстил, раз решил, что я смогу наладить отношения с женщиной, в жизни которой теперь нет места для единственного сына.
— Ой, а что это мы стоим, — хлопнув в ладоши, мать уставилась на Камиля. — Нас же ждет ужин.
Камиль приблизился к нам и положил руку на мое плечо. Сжал ладонь.
Я глубоко вдохнул.
— Да, конечно. Идём, — и Камиль подтолкнул меня в сторону выхода из кабинета в его большой квартире в самом центре города. Не так давно и я здесь жил, будучи под домашним арестом, наложенным на меня братом.
Мать развернулась на пятках, ее длинная плиссированная юбка взметнулась, показывая вздувшиеся вены на ногах чуть ниже колен. У нее явно проблемы не только с алкоголем. Мне плевать. Ее жизнь. Пусть губит ее как умеет.
— Идем, — сказал Камиль, когда мать выпорхнула из кабинета, с интересом посматривая на картины, висящие на стенах. Большая часть из картин принадлежала нашему отцу, а те, что мать унаследовала после его смерти, уже давным-давно были проданы в уплату ее растущих как снежный ком долгов. Некоторые из тех картин вернулись к брату. Какие-то были безвозвратно утеряны. Мать не ценила искусство, впрочем, как и наш отец. Он просто вкладывал деньги в то, что можно было потом неплохо перепродать. И лишь Камиль относился к картинам как положено — он был заядлым коллекционером.
— Больше так не делай, — произнес я, убирая ладонь брата со своего плеча. — Никогда не зови ее.
***
«У меня на глазах не появляйся!» — слова, брошенные сестрой в порыве нескрываемой злобы, все еще звенели у меня в ушах.
Я бродила по улицам, кутаясь в куртку и думая о том, что не выдержу. Мне просто не хватит ни сил, ни времени, чтобы хоть как-то ужиться с Лесей под одной крышей. Мы и раньше не дружили, хотя я всегда тянулась к старшей сестре, завидовала тому, как легко та заводила друзей или ее обожали в школе учителя, а меня всегда сравнивали с ней, иногда даже путали наши имена, что теперь, видя колоссальную разницу между Лесей десятилетней давности и нынешней, я ощутила, как рушится мир вокруг.
Она совершенно другая.
Чужая. Холодная. Злая.
Шмыгнув носом, повернула за угол и направилась к парку. Там хотя бы было многолюдно и достаточно светло для поздних прогулок. Глянув на часы, я поняла, что уже поздно шататься бесцельно по улицам, но и возвращаться не хотелось.