Он вот-вот хотел уйти, плюнув на всё от досады, но удача
всё-таки улыбнулась ему. Невысокая старушка со сморщенным лицом
указала ему путь до дома этой самой Бодил.
Харальд всячески отблагодарил старушку, словесно конечно. Он
быстрыми шагом отправился в нужное ему направление. Через пару
минут взгляду предстал вполне представительный дом, правда острый
глаз заметил несколько подпалин и выбитые ставни на окнах, кое-как
отремонтированных. Ущерб, нанесённый штурмом, пытались
замаскировать, но получилось не очень.
Харальд, осторожно пройдя скрипучие лесенки деревянного крыльца,
и постучался в дверь. Некоторое время он стоял, слыша в доме только
странные шорохи. Наконец, дверь отворилась, показывая в проёме
Бодил.
“Странно, что этого не сделали родители. Обычно, гостей
встречают старшие в семье”
Одета девушка была слишком тепло для дома – почти каждый житель
в этом районе наверняка имеют печи, и этот дом тоже.
- Бодил, верно? – это глупый и риторический вопрос, но с чего-то
начать то нужно разговор? Харальд решил пойти простым путём.
Холодного голоса, безразличного взгляда… в общем, будто весть о
смерти сына матери принёс почтальон Первой Мировой. Какие странные
ассоциации.
-Да, - произнесла она, странно смотря на Харальда.
-А ведь ты друг Ральфа, верно? – продолжила Бодил, поправив
светлый локон на лице, и улыбнулась. Выглядело это до нельзя
мило.
- Верно, - продолжил Харальд гнуть свою линию почтальона, никак
не отреагировав на жест, - и я принёс плохую новость. Ральф погиб в
патруле.
Девушка неверяще расширила глаза. Слишком широко, подметил
Харальд.
- Как погиб? – Тихо спросила она. В её голосе послышались нотки
неверия и удивления.
- При патруле, - повторил он. Всё было слишком шаблонно, что
вызывало резь в зубах. Что-то ему не нравилось в этой ситуации.
- Не может быть… мой милый Ральф!
- Он был похоронен за городом, вчера, - это действительно
начинало раздражать. Харальду казалось, что будет грустная сцена
или же равнодушное молчание, а тут какой-то фарс.
“Это средневековье, люди тут по другому живут, с другим
мировоззрением и познаниями о мире”.
Наступило неловкое молчание. По лицу девушки катились беззвучные
слёзы, а Харальд стоял с фальшиво-равнодушным выражением лица. На
самом деле ему было неловко и неприятно в одном флаконе.