Аврамий посмотрел на парня осуждающе, а Ориген сказал:
– Это богохульство, сын.
– Да я ничего, – пожал плечами Прокл. – Я так.
– В прошлом году наш василевс, – продолжил Ориген, обращаясь к Аврамию, – пригласил в Город монофизитских епископов, Фотий правильно говорит, целый дворец заняли, который, кстати, принадлежит Феодоре. Так ли он поддерживает православных?
– Поддерживает, – твёрдо сказал Аврамий.
– Поддерживают, – сказал Фотий. – Юстиниан поддерживает православных, а Феодора – монофизитов. Ортодоксы идут с жалобами к василевсу, а монофизиты жалуются василисе, а выгоду получают оба супруга. Это как если бы твоя супруга от какого-то бездетного дядюшки получила бы землю. И тебе бы с этого тоже была бы выгода, Ориген.
– Так же как и наоборот, – согласился Ориген. – Но с другой стороны, монофизиты выручили Феодору в Александрии. Она им просто благодарна. Память у неё хорошая. А наш василевс к ней прислушивается.
– Ещё, какая хорошая память, – сказал Фотий и перешёл на шёпот – Вы знаете, когда наша василиса ещё не была василисой, а торговала своим телом и выступала в театре, многие ею пользовались. Но сейчас вы не найдёте ни одного, кто мог бы этим похвастаться.
– Так не мудрено. Больше пятнадцати лет прошло с тех пор.
– Меньше, – сказал Фотий, – но не в этом дело. Она их всех!
И он показал характерный жест.
– Наказание по грехам, – назидательно сказал Ориген, – не надо было ходить в такой театр и глазеть на обнажённое женское тело. Сидели бы дома около жены и смотрели бы не её тело, если заняться больше нечем. Тем более что сейчас Феодора ведёт себя целомудренно.
Ориген посмотрел на своего сына Прокла и добавил:
– Вот сын, не греши смолоду, что бы в старости не каяться. А то вот не бреешься, хвост отпустил…
– Все так ходят, отец, – ответил юноша.
Тем временем прасины поднялись по лестнице к воротам. По обычаю, сам василевс не разговаривал с народом. Его устами был специальный человек – мандатор. И просители к нему обращались как к самому императору. Мандатор доложил, кто стоит перед императорской ложей.
Прасины выстроились цепочкой, что бы передавать разговор с василевсом на трибуны.
Зенон, подняв вверх голову, начал:
– Многие лета, Юстиниан-август, да будешь ты всегда победоносным! Меня обижают, о, лучший из правителей! И видит Бог – нет сил терпеть. Я боюсь назвать обидчика, ибо он венет, а я – прасин, а суды все на стороне венетов.