– Если что, я предупреждал, – бросает Егор, когда ровняюсь с ним, но я игнорирую.
У меня есть цель – сделать с комнатой Рогозина тоже самое, что он сделал с моей. Как следует похозяйничать в ней. А если он там, что ж, так даже лучше. В конце концов, хотя бы не буду делать этого за спиной.
Влетаю точно бешеная фурия на второй этаж, перекидывая биту на плечо. По крайней мере парень, что попадается мне на пути, тут же шарахается в сторону, вылупляя на меня пьяные глаза так, будто ему хочется при виде меня перекреститься.
Отлично, так держать, Ева. Рогозин при виде меня должен не просто креститься.
Ещё два шага, и я наконец достигаю намеченного. Стучаться? Ха, мы простились с этой привычкой нормальных людей ещё в возрасте тринадцати лет. Распахиваю дверь и залетаю в его комнату, тут же безошибочно находя глаза своего лучшего врага. Мне плевать, что здесь происходит. Плевать, что под ним лежит голая девица, уставляющаяся на меня полным недоумения взглядом. Да и плевать на то, что и сам Рогозин под одеялом вполне возможно находится без одежды. Он, по крайне мере, точно не впадает в шок.
– Лиса! – злобно рычит Яр, предупреждая.
Неважно, о чём. Он знает, что значит мой взгляд. И точно знает, что последует за моей жаждущей расплаты ухмылкой.
Пора платить по счетам. Я возьму самое дорогое. Перехватываю биту двумя руками и разворачиваюсь, со всей мощи разнося единственное, за что он трясётся в своей комнате.
– Совсем охренела? – взрывается Яр, стоит разлететься кубкам и медалям с первой попавшей под удар полки.
Красавчик. Спортсмен. Звезда футбола. Немудрено, что наград в его комнате больше, чем мебели.
Как тебе такое, Рогозин? Вновь замахиваюсь и с каким-то диким, пробирающим до лихорадки ликованием сношу ещё одну полку с наградами. Знаю, сколько он вкалывал, чтобы их заработать. По злому року судьбы была свидетелем почти каждого его достижения. Вот почему прикладываюсь к удару со всей душой. За всё, что накипело.
Достал, достал, господи, как же он меня достал!
– Лиса, твою мать! – уже орёт на меня Яр.
Краем глаза замечаю, как он подрывается, не выдерживая бездействия, но очевидно в какой-то момент резко одумывается, осознавая, что едва не явил моему зрению своё прославленное достоинство. Хватается за край одеяла, рычит. Оценивая обстановку, смотрит вниз на свою новую пассию, которая елейным голосочком непонимающе и настороженно тянет: