У нас в батальоне в основном служили славяне, татары, башкиры, дагестанцы, городские грузины и армяне, немножко казахов, азербайджанцев, парочка прибалтов да и всё, пожалуй…
К нам старались брать людей мало-мальски образованных, потому что служба была связана и с электроникой, а тут все-таки нужны не только руки, но и мозги.
И, конечно, нам было интересно в первую очередь, чем мы отличаемся друг от друга. «А как у вас делается то-то и то-то?» – «У нас так. А у вас?»
Серьёзных раздоров на национальной почве не было. Может, потому что не было крупных земляцких общин, хотя, конечно, надо отметить, что все кавказцы и азиаты склонны сбиваться в группировки по национальному признаку и, в отличие от русских, своих в обиду не дают…
Бывали и комичные случаи.
Нодару, сержанту и по совместительству «директору» каптерки нашей роты, на двадцатилетие пришла посылка из дома. Из Тбилиси. Среди прочего праздничного и поздравительного – книга А. Дюма «Двадцать лет спустя». Класс! Одна из моих любимых книг, перечитанных неоднократно…
Через несколько дней говорю: «Нодар, братан, дай Дюма в караул почитать». А надо сказать, что кроме Устава и «Красной звезды» в караулке читать нечего. Нодар хитро так посмотрел на меня, но за книгой сходил: «На, дорогой. Читай».
«Ну, – думаю, – что-то тут не то…»
Неужели книжка на грузинском? Да нет… Всё, как обычно. Классическое издание…
В караулке я понял смысл коварной улыбки Нодара.
К этому времени мы отслужили уже почти по полтора года. Буквы еще помнили, но как ими пользоваться – уже смутно. И вот я после полуночного глотка «чайной жизни» уселся за книгу, которую еще со времен школьного детства помнил почти наизусть.
Пробегаю глазами по строчкам и ловлю себя на мысли, что не понимаю смысл. Каждое отдельное слово – понимаю. Словосочетания – тоже вроде бы затруднений не вызывают, но чтобы понять предложение, состоящее из этих «лингвистических единиц», приходится перечитывать его снова и снова. Что ж такое…
Когда одолел страницы полторы, голова моя, изумленная столь непривычным и изощренным насилием, решила положить конец безобразию и заявила о себе болью. Головной саботаж был настолько силен, что я решил временно приостановить свои отношения с произведением господина Дюма.