Для этого мира сверххищником был я.
Перевожу прицел на ближайшее здание, верхние этажи многоэтажки.
Выстрел. Следующая цель. Выстрел. Два взрыва сливаются в один,
нависнув над улицей пламенной кроной древа смерти. Это заставляет
меня злобно улыбаться, пламя эволюции не щадит слабых, а
человечество давно доказало, что на роль владык Земли совершенно не
тянет. Ствол на предохранитель и за спину, снимаюсь с места и по
крышам мчусь дальше темным ангелом. Огонь облизывает стены,
отражается в слезящихся глазницах окон. Дым и крики горящих заживо.
Бетонное крошево градом бьется об землю, оставляя глубокие выбоины
и сколы.
Пока бегу, внутри черепной коробки зарождается шальная мыслишка
выколупать из магазина патрон и покопаться в его содержимом, типа,
как с жижей Пугала. Давлю этот самоубийственный порыв в зародыше.
Какой в этом смысл? Что "Фобос", что взрывчатку из своих клеток я
смогу синтезировать очень не скоро, а с настолько мощным взрывом
моя регенерация вряд ли справится, в лучшем случае Крысоловам
придется транспортировать обугленный обрубок моего тела в логово. И
плакал бронекостюм, спрашивается, зачем я за него тогда вывалил
половину своего бюджета?
Первоначально я взял с собой пауков, чтобы они затаскивали в
канализацию трупы убитых этой хай-тек игрушкой, поднять люк для
толпы арахнидов не проблема, а благодаря усилиям охотников в моем
мозгу хранилась приблизительная карта подземных переходов и с
доставкой проблем не возникло бы. Но не вышло, совать своих детей в
буйство огня, боли и смога я не собирался, у меня их не настолько
много, температура там такая, что все потроха зажарит в собственном
соку, заставив вяло вытекать из щелей в панцире. Крысоловы
расходятся широким веером от моего текущего местонахождения,
координируя свои действия с помощью картинок, передаваемых
наблюдателями. Взрывы конкретно так переполошили райончик, заставив
всякую шелупонь либо забиться еще глубже в свои норы, либо выползти
наружу, дабы узнать что за хуйня произошла и как на ней можно
что-нибудь поиметь.
Взрывы пятнами крошечных кусочков Солнца разрезают ночь. В их
рокоте захлебываются вопли пожираемых заживо бродяг, первых кого
обнаружили Стаи. Один ковырялся в вываленном на асфальт содержимом
мусорного бака и едва я начал стрелять задрал голову в верх,
пытаясь понять откуда посреди ночи появилось столько света и шума.
Крысолов, взобравшийся на тушу бака, лихим прыжком описывает
короткую дугу, окончившуюся бородатым лицом бомжа. Две лапки
запутываются в густой и косматой растительности, но остальные
задорно кромсают плоть на ленточки. Кожа расходится мокрой бумагой
под бритвенными клинками когтей, они мерзостно скрежещут по костной
ткани, оставляя глубокие борозды, выбивая мелкие отломки. Хелицеры
вгоняются в глазное яблоко, в клочья разорвав инстинктивно
закрывшееся веко. Мясная консерва визжит, дико, оглушительно,
надрывно, махает руками, дергается на месте. Второй, третий и
четвертый Крысоловы прыгают ему на грудь, вгоняя жвала сквозь
одежду, впрыскивая яд, разбивающий ближайшие группы мышц
моментальной болезненной судорогой, мешающей координировать
действия верхних конечностей. Лапка первого врезается во второй
глаз, белесое месиво глазного яблока вытекает из глазницы вместе с
кровью, измазывая щеку, застревая в бороде и немного мешая
Крысолову. Третий паучара взбирается по грудной клетке, ловко
увернувшись от конвульсивного удара, и вгрызается четырьмя
конечностями в грязную загорелую шею, как раз в области яремной
вены и сонной артерии, зазубренная кость легко перепиливает дряблые
мышцы, завернутые в шелушащуюся кожу. Арахниды ловко отпрыгивают в
стороны, избегая возможных потерь, даже смертельно раненый человек
для них - опасный противник. Но это пока что, скоро, очень скоро,
родятся новые братья, которые смогут бороться с кожаными мешками на
равных.