– Деньги не так важны, как ты думаешь, Ли, – я любил иногда так её называть, её притворная злость заставляла меня улыбаться.
– Важнее, чем ты думаешь, мелочь, – улыбнулась она в ответ.
– Мне всё равно кажется, что нам нужно уходить, – вырвалось вдруг у меня шёпотом.
– Уходить? – так же тихо сказала Лейла. Зрачки её расширились, посуду она бросила и повернулась ко мне, пристально смотря в глаза. – От них? Совсем с ума сошёл?
– Я про работу говорил, глупенькая, – я тихо рассмеялся и, может, мне показалось, но она облегчённо вздохнула.
– Тогда хорошо.
– А что, думаешь, отсюда сбежать невозможно? – заговорщицки спросил я спустя целую минуту молчания, нарушаемого лишь шорохом посуды.
– Я не хочу об этом говорить. Может, когда подрастёшь немного, тогда расскажу тебе, что думаю.
– Мне семнадцать, Ли. Думаю, я уже достаточно взрослый, – парировал я, завязывая мешок с остатками еды, которые я планировал отнести нашим свиньям.
– Нет, потом расскажу. Отнеси этот мусор свинкам, думаю, они проголодались.
Пришлось подчиниться. Я вышел на улицу и быстро добежал до маленького хлева, выбросил кожуру от яблок, куски вчерашнего картофеля, прожилки и слегка испорченные куски мяса в корыто, где обычно обедали наши три старые свинки. Когда я смотрел на них, мне всегда становилось немного тяжело на душе: люди ведь обычно растят их, чтобы в конце концов убить и съесть. Звучит как-то по-варварски.
Я вернулся в дом, позвал братьев на завтрак. За столом как обычно никто не говорил, мать смотрела на нас, словно орёл с высокой горы высматривал жертву, а отец сидел и лишь смотрел в тарелку с кашей больше похожей на клей, смешанный с водой. Его губы поджаты, словно бы он боялся вздохнуть.
Даже если никто не хотел замечать этой странной атмосферы, то я замечал все малейшие изменения в лицах, в интонациях, в мимике. Каждый взгляд, каждая фраза – их я воспринимал чаще всего близко к сердцу. Да, в последние несколько лет я отучился от этого, но что-то всё равно вижу. В доме, где больше нет чувств, быстро разучиваешься быть живым.
И вся наша семья жила в доме, где мы не живы.
Убежать, убежать, убежать. Вот мои мысли в последние несколько дней. Убежать от матери, убежать от этого дома, убежать от себя. И если от первых двух ещё можно как-то уйти, то от самого себя никогда не скроешься. И это медленно разъедало мне душу.