Пенелопа гладит легкие как пух детские волосы. Те сильно отросли – Ева уже несколько дней собирается постричь дочку – и торчат в разные стороны, делая ребенка похожим на какаду-переростка.
– Какая ты у нас красавица, Бекки! Ну давай, улыбнись тете Пенелопе.
Ребекка послушно улыбается: Ева подозревает, что она унаследовала от отца готовность угодить публике. Жажда всеобщего внимания – тоже от него; по ночам девочка часто плачет, жалуясь на неведомые ущемления своих прав. Ева с матерью уже протоптали дорожку на ковре, пока расхаживали туда-сюда, прижимая к себе извивающегося младенца. Мириам при этом негромко напевает старинные колыбельные на идиш.
На кухне Ева отдает ребенка Пенелопе. А сама готовит чай, ищет вазу для цветов и тарелку для песочного печенья, упаковку которого подруга достала из глубин своей кожаной сумки.
– Не выспалась?
– Куда там.
Она наполняет чайник, роется в кухонном шкафу в поисках подаренной матерью хрустальной вазы.
– Дэвид после занятий пошел вместе со всеми в паб, вернулся поздно, ему, конечно, захотелось увидеть дочь, и он ее разбудил. Ребекка разволновалась, ну и как ты думаешь, кто потом всю ночь ее успокаивал?
– Понятно.
Чувствуется, что Пенелопе есть что сказать, но она сдерживается и отходит к раковине с девочкой на руках, чтобы не мешать Еве. Ребекка, воспользовавшись моментом, выхватывает из сушилки деревянную ложку и пытается ударить Пенелопу по голове.
– Бекки, дорогая, не надо так делать, – мягко говорит Пенелопа. Ева морщится.
– Прости. Давай я ее возьму.
– Давайте-ка вы обе посидите, а я приготовлю чай.
Ева слишком устала, чтобы спорить. Она устраивает дочь на полу в гостиной, перед французскими окнами – отсюда открывается хороший вид на кошку у соседской двери – и приносит ей любимую куклу. Думает о том, каким пришел вчера Дэвид – с трудом держался на ногах, распространяя вокруг себя запах пива и табачного дыма. Он разбудил ее, да и весь дом, наверное. Благоухая ароматами паба, наклонился над кроватью и спросил:
– Где тут моя любимая девочка?
Спросонья Ева решила, что муж хочет обнять ее, и ошиблась – он тянулся не к ней.
– Я имел в виду Ребекку. Разве она не хочет обнять папочку?
«По крайней мере, – думает Ева сейчас, – нельзя обвинить Дэвида в равнодушии к дочери, хотя он и проявляет внимание только тогда, когда удобно ему». Он по-прежнему временами хорошо относится к Еве. В прошлом месяце они втроем ездили на день в Брайтон, сбежав от удушающей городской жары; жареная рыба с картошкой, мороженое, восторженные вопли Ребекки, когда отец бережно опускал ее ножки в самые маленькие волны. Ева смотрела на мужа и дочь, чувствуя, как уходит накопившееся напряжение. Она на мгновение закрыла глаза и ощутила губы Дэвида на своей щеке.