Они довольно долго ждали, прежде чем завести ребенка.
– Я хотел бы прежде встать на ноги, Ева, – говорил Дэвид, – а у тебя все время отнимает чтение пьес.
Ева действительно была занята – иногда даже чрезмерно, – а Дэвида работа просто поглощала: пробы, читки, банкеты в честь премьер… Его мир состоял из людей, общения, коллективных усилий, а Ева оставалась заперта в четырех стенах. Примерно раз в две недели она забирала в Королевском театре новую кипу рукописей, потом возвращала их, а больше и не имелось особых причин выходить из дому. Однажды, будучи не в силах больше находиться наедине с Джудит, Ева решила без предупреждения зайти к мужу на репетицию; режиссер рявкнул на нее, требуя немедленно уйти, а Дэвид дулся еще несколько дней. Теперь, когда она пригляделась к миру театра поближе, тот – прежде казавшийся Еве красивым и загадочным; местом, где совместными усилиями актеров и публики творится таинство, – стал терять свою привлекательность.
Между тем попытки писать, как Ева и боялась, оказались бесплодными: роман был брошен на половине. Пенелопа посмотрела рукопись и сказала очень мягко:
– Ева, в этом что-то есть, но полноценной вещью не назвать, ты согласна? – подруга снова и снова листала страницы в поисках следа, который выведет на правильную дорогу и превратит текст в целостное произведение. Но след не находился, а внутренний голос твердил Еве: «Ты никогда не станешь настоящим писателем. У тебя просто не получится».
Шли месяцы, она все реже открывала свои наброски и все чаще думала о том, что хочет ребенка; один из немногих вопросов, по которым у нее не возникало разногласий со свекровью.
– Не могу понять, Ева, почему ты так тянешь с беременностью. Тебе же совершенно нечем заняться, – сказала Джудит на одном из ужинов в честь Шаббата.
– Вы ошибаетесь, – едко ответила Ева. – Я, знаете ли, работаю.
– Материнство – единственная настоящая работа для женщины, – заявила Джудит. Она часто повторяла эту сентенцию с высокомерием викторианской вдовы. Дебора, кузина Дэвида, округлила глаза, призывая тем самым Еву не спорить, а Абрахам успокаивающе погладил жену по руке.
– Остынь, Джудит, я думаю, со временем все у Дэвида и Евы наладится. А сейчас ему надо думать о карьере.
Когда наконец это случилось – плохое самочувствие, длившееся неделю, оказалось симптомом беременности, – Дэвид обрадовался ничуть не меньше Евы. Через несколько дней она выбрала имя для будущего ребенка – Сара, в честь своей любимой крестной матери Сары Джойс, которая, уходя из жизни, сделала крестнице такой щедрый подарок, – но никому пока об этом не сказала. В таких вопросах Ева не собиралась уступать ни Джудит Кац, ни кому-либо еще.