Наконец они встретились – Ева играла Гермию в спектакле «Сон в летнюю ночь», где Дэвид исполнял роль Лисандра. Это был первый сценический опыт Евы, подтвердивший ее подозрения, что актрисы из нее не получится. Ева знала: Дэвид ждет, что она, подобно другим девушкам, будет застенчиво краснеть и кокетливо смеяться. Не дождался: он показался Еве пижоном, чрезвычайно увлеченным собой. Но Дэвид этого не заметил. В пабе «Орел», куда они отправились после читки пьесы, Кац расспрашивал ее о семье, о жизни с таким интересом, что Ева решила – он делает это искренне.
– Ты хочешь стать писательницей? – спросил Дэвид. – Это замечательно.
Он почти дословно пересказывал целые сцены из радиосериала «Полчаса с Хэнкоком», и Ева не могла удержаться от смеха. Через несколько дней Дэвид пригласил ее выпить после репетиции, и Ева с неожиданным энтузиазмом согласилась.
Это случилось на Пасхальной неделе, с тех пор прошло полгода. Ева не была уверена, что их отношения переживут лето – Дэвид на месяц улетел в Лос-Анджелес к родителям (его отец родом из Америки, со связями в Голливуде). Она сама две недели копалась в земле на археологических раскопках в Хэрроугейте (тоска смертная, но в долгие предзакатные часы между ужином и отбоем можно было писать). Однако Дэвид отправил ей несколько писем, даже звонил, а по возвращении явился в Хайгейт на чай, очаровал ее родителей тем, что привез немецкое печенье, и они с Евой отправились купаться на пруды.
Дэвид оказался намного более содержательным человеком, чем считала Ева сначала. Ей импонировал его ум и знания в области культуры и искусства. Однажды он повел Еву в Королевский театр смотреть «Куриный суп с ячменем»[7], и постановка чрезвычайно ей понравилась, к тому же Дэвида приветствовала как минимум половина посетителей театрального буфета.
Они рассказали друг другу историю своих семей, и это сделало общение еще более свободным. Родня отца Дэвида эмигрировала в Штаты из Польши, а родственники матери приехали в Лондон из Германии. Теперь семья Кац жила в Хэмпстеде, в добротном эдвардианском доме, отделенном от дома родителей Евы всего лишь поросшим вереском пустырем.
Если уж говорить честно, не последнюю роль сыграла и внешность Дэвида. Ева не отличалась тщеславием: унаследовав от матери отличный вкус – пиджак по фигуре, красиво обставленная комната, – она с детства была приучена ценить умственные способности человека выше его внешнего вида. Но Ева ловила себя на том, что ей нравится, как Дэвид притягивает взгляды, когда появляется где-то, и как любая вечеринка с его участием становится более веселой и оживленной.