Наклонившись над перилами балкона – стоячая вода десятью этажами ниже отражала его худые угловатые плечи и вытянутый профиль, – Керанс следил за одним из бесчисленных тепловых вихрей, мчавшихся через рощу хвощей, окаймлявшую берег лагуны. Задержанные окружающими зданиями и огражденные от смешивания слоев, «карманы» воздуха внезапно разогревались и устремлялись вверх, на их месте давление резко понижалось. За несколько секунд облака пара, висящие над поверхностью воды, рассеивались, и разражался миниатюрный торнадо, ломавший 60-футовые деревья, как спички. Затем, также внезапно, порыв прекращался, и огромные колоннообразные стволы падали друг на друга в воду, как вялые аллигаторы.
Керанс говорил себе, что разумнее было бы остаться в отеле: порывы происходили все чаще, по мере того как росла температура; но он знал, что главной причиной его нежелания выходить было признание того, что делать особенно нечего. Биологическое картографирование превратилось в бесцельную игру; на линиях, нанесенных двадцать лет назад, неожиданно обнаруживалась совершенно новая флора; и он был уверен, что никто в Кемп Берд, в Северной Гренландии, не побеспокоится зарегистрировать его доклады, тем более прочитать их.
Действительно, однажды старый доктор Бодкин, помощник Керанса по станции, включил в доклад рассказ одного из сержантов полковника Риггса. Тот был свидетелем появления большого ящера со спинным плавником, напоминавшим парус; этот ящер, плававший в одной из лагун, в точности походил на пеликозавра – ископаемое пресмыкающееся из ранних пенсильванских отложений. Если бы его доклад по достоинству оценили – а он означал возвращение эры гигантских рептилий, – то тут немедленно появилась бы армия экологов в сопровождении армейских отрядов с тактическим атомным оружием и приказом не допускать распространения ящеров дальше чем на двадцать узлов. Но кроме обычного подтверждения, что доклад получен, ничего не последовало. Возможно, специалисты в Кемп Берд были слишком уставшими даже для того, чтобы рассмеяться.
В конце месяца Риггс и его небольшой сдерживающий отряд завершит обследование города (Керанс спрашивал себя, какой это город: Париж? Лондон?) и отправится на север, буксируя за собой испытательную станцию. Керансу трудно было представить себе, что придется покинуть эти помещения под крышей отеля, где он жил последние шесть месяцев. Репутация «Рица», как признавал Керанс, была вполне заслуженной: ванная комната, например, с ее черными мраморными бассейнами и позолоченными кранами и зеркалами напоминала алтарь большого собора. Керансу нравилось думать, что он был последним постояльцем отеля; он понимал, что заканчивается определенный период его жизни – одиссея по затопленным городам юга скоро закончится с возвращением в Кемп Берд с его жесткой дисциплиной, и это будет прощанием с долгой и блестящей историей отеля.