– Ну, это, положим, кто как.
– Положим. Как кто?
– Как самым последним бомжам, нам приходится туго. И цели, и цацки – всё всмятку, и выхода нет.
Ну, скажешь.
– Неужто неясно. Я – прав.
(Хоть правы одни говнюки.)
– Да ладно, что тебе не по нраву?
– Да всё. Где у нас достиженья? Где научного дела полет? Да просто всё валится, всё в негодность стремится. И с каждой минутой всё ближе фиаско любви.
– Ну-ну.
– Хорошо. А где справедливость? Конь наш железный кому достается порой? А… Понял, да? А народ в ничтожество впал – не бунтует, пешком, если надо, бежит, на коня не надеясь. Да, знаешь, и харч, да, и харч он ворует.
– Кто он?
– Кто. Да все тот же. Серафимович.
– Так нужно смотреть.
– Кому это «нужно»?
– Конечно, тебе.
– Мне? Мне некогда, да и нет полномочий… А с бычком. Ну, позор, Валя, тебе что, охота в безденежье вечно?
– А что делать?
– Что! Серафимовича вон, и тебя в серафимскую должность назначить.
– Прожектёр. Гуманоид. В утопию влипнешь.
– А ты в топком болоте увязнешь.
* * *
– Ты, Коль, правильно сделал, что тогда не пришел. Ничего не потерял. Хренотень. Но слушай, что после. К часу все разошлись, а эта никак не уходит. Муж, ротозей, зашел на минуту.
– Красавец и сажень косая в плечах под дубленкою летной, прям-таки летчик.
– И не говори. Ну, про этого что. От железок очнулся, телескоп починил и пришел. Слушай дальше. Ушел скоро. Следом Диана, а эта сидит. Шар смотался, Валька смылся, а эта сидит. Что ей нужно? Сидела. Сидела. И вдруг. «Как ко мне ты…» не помню чего. Любишь, не любишь. Смотришь, не видишь иль так, уважая, блюдешь… Говорю по слогам: «Я тебя ненавижу. У меня будем спать иль к тебе?» Дура губки надула, напыжилась, личико пятнами всё, и молчит. Я тоже. Паузу долго держал. Черт его знает, что так получилось, я от себя и не ждал. Но зато отомстил. За Диану, за мужа ее, за себя. Будет думать в дальнейшем, как в обществе надо вести.
– Хм. Не пойму, неужели всерьез, ты ей мстить собирался? Шутишь?
– Может шучу, но ведь стоит того.
– Ты не сможешь. Она же не дура. Ну, пошутит сама.
– Пошутит? Нет, не шутила. Умная? Ну. А что толку? Без пола она, это хуже, чем с мордою страшной. Хочешь, тебе погадаю про жизнь этой… ладно. Довел ее ум, а дальше до безобразия, и никакого разнообразия. Идеи, на них она спит и лелеет, без них проснется и – смерть. Идеи всё тверже становятся, жестче. Да что! Говорить с нею будет, как камни таскать. Людей вокруг никого, разве что кошки.