Шерше ля фарш - страница 19

Шрифт
Интервал


– А с кем бой? – Я огляделась.

– С темной стороной силы, – ответил мини-Гэндальф.

– То есть вы еще и от «Звездных войн» фанатеете, – поняла я. – Серьезный замес! А как именно темная сторона силы успела проявить себя в нашем подъезде?

– Тебе не нужно это знать, женщина, – скривился хамоватый эльф.

– Эльфийская принцесса! – Я подняла пальчик.

Заодно выковыряла из прически стилистически чуждую стрелу.

– Мы штурмуем башню Саурона, – любезно объяснил волшебник.

– О! Тогда вам точно на верхний этаж! Саурон как раз дома, я только что от него! Штурмуйте его башню безжалостно, вплоть до ее полного сноса!

Злорадно улыбаясь при мысли о том, какое шоу ждет злодея Кулебякина, я раскланялась с фэнтезийными штурмовиками и потопала к Алке.


– Что случилось? – Едва взглянув на меня, подруга поняла, что дело неладно.

– Я была у Дениса.

Я плашмя рухнула на диван.

– И?

Вместо ответа я яростно побила подушку, потом положила ее себе на лицо и замерла в тщетной надежде на быстрое самоудушение.

Подушка не приглушила тяжкий вздох, который издала сердобольная Алка. Потом проскрипели дверцы комода.

Я сдвинула в сторону подушку, чтобы посмотреть.

Старый бабушкин комод – Алкин аналог сейфа. Она хранит в нем разные жутко важные вещи вроде гербария, собранного в третьем классе, полного собрания своих девичьих дневников и незаконченного портрета любимого, выполненного в технике вышивки «крестик» разноцветным мулине по суровой холстине. Любимый у Алки, если кто не понял, один – это Зяма, но портрет ее отчаянно компрометирует. Чудище на нем похоже на самого кошмарного из всех голливудских инопланетян-гуманоидов. Если бы наша общая с братцем мама (заметим – закаленный автор ужастиков!) увидела это произведение вышивально-изобразительного искусства, она нипочем не признала бы родного сына. А если бы портрет увидел сам Зяма, он бы смертельно обиделся. Именно поэтому, я думаю, Трошкина прячет незаконченный шедевр в глубинах комода.

– Вот. – Рядом со мной шлепнулось что-то легкое. – Неплохие, по-моему, альтернативные варианты.

Я сбросила подушку и села. Алка развернула глянцевый журнал.

– Ты это не сдала в макулатуру? – удивилась я.

Тут надо сказать, что Трошкину время от времени накрывает одна, но пламенная страсть к какой-нибудь чуши вроде сыроедения, самодельной косметики или нейро-лингвистического программирования. В такие периоды Алка делается горячим поклонником и яростным пропагандистом того учения, в которое беззаветно уверовала, но рано или поздно блажь проходит, Трошкина развенчивает кумиров, разбивает божков и тащит на помойку все атрибуты отринутого культа. В прошлом году она вот так повелась на практическую психологию и с полгода скупала все дамские журналы с дурацкими тестами и небезвредными советами. Потом это прошло, и я была уверена, что журналы стройными стопками ушли в пункт приема вторсырья и благополучно превратились в общественно полезную туалетную бумагу.