Если тринадцатилетние девочки с моей половины спальни и были удивлены присутствием плоскогрудой одиннадцатилетки без менструаций среди них, они выказали это только решением покровительствовать «Малютке». Лишь спустя много лет я пойму, насколько необычной была эта снисходительность моих соседок-подростков в тот год. Пойму, насколько наивными были ожидания матери-эмигрантки, что одноклассники с распростертыми объятиями примут моих собственных детей, чей акцент еще был очевиден, когда они ступили на незнакомую территорию жизни американских подростков.
Спустя месяц занятий настали наши первые «выходные вне общежития», на которых мы могли поехать домой: они были два раза в четверть. Мой отец забрал меня в пятницу днем. В течение часовой поездки домой он задавал мне вопросы по алгебре и гордо улыбнулся, когда я сообщила, что в классе мы еще не дошли до тех сложных уравнений, решению которых он меня уже обучил. Когда его расспросы добрались до латыни, он удивил меня непристойной – по крайней мере, по тем временам – шуткой, которую он, видимо, знал еще со своих школьных уроков латыни. «Переведи «apis potand abigone», – сказал он. Не желая его подводить, я начала вслух перебирать свой скудный словарь: «apis», не связано ли это как-то с пчелами? Может быть, «potand» – какая-то странная форма глагола «potere», который означает «мочь, уметь»? «Abigone»? Аблятивус абсолютус какого-то глагола, который мне еще не попадался? Чем больше я размышляла, тем больше хохотал отец, из-за чего его кашель курильщика разошелся так сильно, что мы на несколько секунд заехали на встречную полосу. Он восстановил управление машиной и наконец выдал решение. «Поставь паузы по-другому, – сказал он. – Получится «a pis pot and a big one»[31]. Мы залились смехом, и опять чуть не съехали с дороги из-за папиного кашля.
Дома были зажжены лампады, стол накрыт праздничной скатертью, наготовлена еда. Несмотря на то что у нашей служанки[32] Анны в тот день был свободный вечер, она дождалась меня, чтобы показать своего недавно родившегося ребенка, девочку по имени Кагизо. Поначалу мои братья и сестры вели себя немного застенчиво и передавали мне соусы и масло так, будто я была гостем. Но к концу ужина все вернулось на круги своя. Мои братья протестовали против купания так громко, что перекрикивали новостную программу на отцовском радио, а мы с Ланой разругались, восстановив таким образом ослабшую сестринскую связь. На следующее утро моя мать, продемонстрировав полное пренебрежение тем, что по субботам я и в школе никогда не могу поспать подольше, разбудила меня еще до того, как падающие сквозь окно солнечные лучи доползли до моей кровати, и сказала мне подшить подолы у нескольких фланелевых пижамок, предназначенных для нашего будущего брата или сестренки: ребенок должен был родиться через шесть недель.