Я кивнула, продолжая раскладывать по столам пинцеты, ножницы,
скальпели и другие страшные инструменты. Да уж, при моей любви к
животным я даже лечить их не смогу, уж больно брезглива, а еще
боюсь всех мелких гадов, таких как мыши, лягушки, черви, пиявки,
тараканы...
Хотя... Почему это боюсь? Я даже на мгновение замерла,
ошарашенная возникшей в моей голове идеей.
Дверь хлопнула, и аудитория начала наполняться, как всегда,
опаздывающими студентами.
- О! Матвеева, что залипла? Представляешь, как будешь сегодня
лягушку резать? Или в медпункте отлёживаться!? – говоривший
противно заржал, и я, даже не оборачиваясь, знала, кто это.
- Матвеева, а ты пол около своей парты помыла? – вторил ему
вкрадчивый голос. – А то валяться на грязном полу как-то
негигиенично! – И следом дружный ржач единственных парней на нашем
факультете.
Я стиснула зубы и промолчала. Мне сейчас было некогда отвечать
на подколы, да и незачем. Быстро взглянула на часы в телефоне, до
звонка три минуты. Нужно успеть! Всё оборудование для лабораторной
я разложила по столам, поэтому, повесив сумку на спинку стула, села
и попробовала сосредоточиться на желании. Но какое там! Шум, смех,
язвительные замечания Тимона и Пумбы – это прозвища двух наших
шутников мужского пола, вполне соответствующие как их внешности,
так и философии жизни.
В пединститут на биологический факультет они поступили по двум
причинам. Первая – родители требовали предоставить им «корочку» о
высшем образовании, и вторая – легко поступить. Ну как легко? Для
девушек это вовсе не так, но парни-педагоги почему-то всегда
нарасхват в школах. Не то потому, что это экзотика, не то для того,
чтобы хоть как-то разбавить «дружный» женский коллектив педагогов.
Так вот, парней принимали в Пед можно сказать за «красивые
глаза».
Оказавшись лишь вдвоем в цветнике из двадцати пяти девушек,
ребята сразу спелись, являясь полной противоположностью друг другу
внешне, но имея похожие характеры и общую жизненную философию.
«Пумба» — это Петр Кабанов. Высокий юноша плотного телосложения,
с упитанными щечками, между которых уютно примостился курносый нос.
Так что что внешне, что благодаря фамилии, прозвище напрашивалось
само собой и приклеилось мгновенно.
«Тимон» — Тимофей Муравьев — оказался полной противоположностью
своему товарищу: маленький и астенического телосложения. Он словно
хитрый и увертливый сурикат умудрялся любые идеи товарища
превращать в свои, тем самым добавляя себе значимости.