Да, внутренние противоречия и тогда
существовали. Так, я когда-то подслушал из разговоров, что второму
по силе бойцу посёлка Громыхайло отказали в праве войти в число
руководителей, и он затаил обиду. Кузьмич почему-то недолюбливал
Ашота, и Пекарь отвечал старику тем же, хотя причину их взаимной
неприязни я не выяснил. Старший из Охотников Олег Николаев в своё
время сильно «поцапался» с Максом Дубовицким из-за того, что
попробовал приударить за его дочерью. Ещё я слышал, что одного из
погибших этой ночью Строителей буквально за день на нашего
появления в «Приюте Кузьмича» чуть не выгнали из-за того, что начал
жевать наркотические грибы. Но все эти трения и недовольства были
всё же локальными и вполне решаемыми. «Приют Кузьмича» худо-бедно
обеспечивал себя едой, постепенно отстраивался и вполне мог
защититься от ночных бестий.
Сейчас всего этого не было. Ни одного
Охотника. Ни одного сильного бойца, способного победить альфу. А
главное, пропало чувство единства, сплачивавшее людей. Пропала вера
в будущее речного посёлка. Каждый из выживших теперь стал сам за
себя. Двое Строителей таскали с общего склада камни и костяные
бронепластины гига-варанов, укрепляя стены своих комнат. Малолетний
Антошка заперся в подвале с похищенными с кухни остатками продуктов
и отказывался выходить. Анна в чёрном траурном платке сидела с
потухшими глазами на крылечке опустевшего дома, молча смотрела в
одну точку и на происходящее вокруг не реагировала. Сержант и его
сестра отсыпались после бессонной ночи. Варя с Шелли куда-то
запропастились, взяв Длинношеюю и Катю – как предположил Эдуард
Самарский, разочаровались в жизни на речном острове и ушли в
Орши-Ур проситься к Громыхайло. Сам Механик тоже склонялся к такому
выбору, вот только не знал дороги в заброшенный посёлок вайхов.
Никто не готовил для остальных
завтрак, да и не из чего было. Никто не пошёл на охоту или рыбалку.
Никто не вызывался оборонять речной посёлок следующей ночью. И даже
чинить нанесённые строениям повреждения никто, похоже, не
собирался. В посёлке царили всеобщая апатия и атмосфера
обреченности, все повседневные дела были заброшены…
На фоне всеобщего уныния и безделья
выделялся лишь Философ. Может, лечение на него так подействовало, а
может влитый в него «для сугрева» спирт, но Философ, которого за
проживание в бочке за глаза уже окрестили Диогеном, сегодня служил
воплощением энтузиазма и фонтанировал идеями. Он предлагал
построить большой плот, на котором под вечер будут собираться
жители. Отводить плот на середину реки и до самого утра ставить на
якорь на сильном течении и большой глубине. По мнению Философа,
ночные бестии в таком случае не смогут причинить никакого вреда
жителям.