- Да не скажи,
родимый, такое и в мое время мало кто мог видеть, и уж тем более
придумать. Ладно, все вопросы потом, набирайся сил и отдыхай, а я
пока схожу в лес за кое-какими растениями, чтобы сделать мазь для
новой перевязки.
Перед уходом
Ядвига дала мне выпить жутко мерзкий на вкус отвар. Как она
объяснила, это отвар из трав и кореньев, который напрочь отбил
чувство голода и вырубил меня до конца дня.
Хотя я никогда не
верил особо в народную медицину, но после трех дней лихорадки и
жуткой диареи, скорее всего, из-за грибов, которыми она меня
лечила, я смог уже без ее помощи сам ходить в туалет, который
находился недалеко от дома. Как же мне не хватало туалетной бумаги,
желательно двухслойной, но пришлось обходиться старыми
вырезками из газет и журналов, уж не знаю, откуда они у нее,
спрашивать не стал.
Поначалу она не
особо интересовалась мной лично, все больше спрашивала, что в мире
происходит. «Наверняка не одно десятилетие тут одна», - думал я с
сожалением, видя, с каким удивлением пожилая женщина слушает и
воспринимает информацию. Особенно ее интересовала политическая
ситуация в стране, что меня не просто удивило, а поставило в тупик,
не мог понять просто, зачем ей все это.
Я много раз
пытался выведать хоть что-то о ней самой, но Ядвига либо переводила
разговор, либо говорила, что, мол, расскажет как-нибудь.
«Очень непростая
бабка», - подумал я после ее расспросов. А самое удивительное, так
это ее движения, как двигается, ходит, как четко поставлена речь.
Однажды, собираясь зайти в дом с ведром воды, за которой ходил на
родник в полукилометре отсюда, я увидел вообще нечто удивительное.
Дверь была открыта, и, остановившись рядом с входом, я решил не
торопиться и понаблюдать. Обойдя дом с другой стороны, я посмотрел
в окно так, чтоб не отбрасывать тень, не хотелось, чтоб она застала
меня за этим занятием. Там, стоя возле своего большого стола,
Ядвига пританцовывала и напевала какую-то песенку, резала ножом
овощи, причем резала со скоростью шеф-повара, потом взяла две
картофелины и начала ими жонглировать, как циркачка. Затем взяла
еще одну картофелину и жонглировала уже тремя. И вдруг случилось
то, что меня окончательно выбило из колеи и заставило подумать, что
я, может, до сих пор сплю, или это какая-то чертовщина. Она,
жонглируя овощами, быстрым, почти незаметным движением достала
из-за пояса какой-то кинжал, больше похожий на офицерский кортик,
только с лезвием золотого цвета, и в воздухе разрезала каждый овощ
пополам. Когда половинки упали на стол, она вдруг остановилась,
глубоко вздохнула и, убрав ножик обратно за пояс и прикрыв рукоять
частью своего нехитрого платья, взяла в руки уже обычный, но
добротный нож и продолжила быстро нарезать заготовки для ужина.
Постояв немного, я тихонечко вернулся к входу и, взяв ведро, пошел
внутрь. Что-то неправильное в этой бабушке, но выяснять, что
именно, у меня нет времени, да и не мое это дело. «Нужно что-то
думать и как-то выпутываться из этого положения. Рана уже почти
зажила, и пора отправляться в путь, - крутилось у меня в голове, -
нужно помочь, чем смогу, старушке, поблагодарить и идти дальше».
Который день подряд мысли о семье не дают покоя. И сны плохие
последние две ночи заставляли просыпаться в холодном поту. Во сне я
видел дочку, как ее похищают те же вояки, которые напали на нас.
Вечером за ужином Ядвига, видя тревогу и тоску в моих глазах,
впервые спросила обо мне, о том, кто я и что у меня произошло,
откуда получил эти раны.