От мальчика Пети до мальчика Феди - страница 32
"убедить ребенка, что добрый и храбрый воробей сбил настоящий бомбардировщик" выглядит добрым дедушкой.
И все это приправлено какой-то запредельной жестью.
Один конец Бармалея дорогого стоит.
"И примчалися на танке
Три орлицы-партизанки
И суровым промолвили голосом:
«Ты предатель и убийца,
Мародёр и живодёр!
Ты послушай, кровопийца,
Всенародный приговор:
НЕНАВИСТНОГО ПИРАТА
РАССТРЕЛЯТЬ ИЗ АВТОМАТА
НЕМЕДЛЕННО!»
И сразу же в тихое утро осеннее,
В восемь часов в воскресение
Был приговор приведён в исполнение.
И столько зловонного хлынуло яда
Из чёрного сердца убитого гада,
Что даже гиены поганые
И те зашатались, как пьяные.
Упали в траву, заболели
И все до одной околели.
А добрые звери спаслись от заразы,
Спасли их чудесные противогазы.
В общем, автор статьи в "Правде" резонно замечает, что автору сказки глобально изменил вкус. Статья заканчивается двумя фразами: "«Военная сказка» К. Чуковского характеризует автора, как человека, или не понимающего долга писателя в Отечественной войне, или сознательно опошляющего великие задачи воспитания детей в духе социалистического патриотизма. Ташкентское издательство сделало ошибку, выпустив плохую и вредную книжку К. Чуковского".
Чуковский попытался запустить контр-волну поддержки, собирал подписи, но успеха не имел. Издания 1943 года оказались последними.
Сказку "Одолеем Бармалея" убрали из верстки готовившегося авторского сборника «Чудо-дерево» и больше в Союзе никогда не издавали, переиздания пошли только в новой России.
Но именно во время сбора подписей два детских поэта разругались всерьез. Прочитавший сказку Маршак отказался подписывать письмо в поддержку, и мстительный Чуковский записал в дневнике:
"Маршак вновь открылся предо мною как великий лицемер и лукавец - не подписал бумаги, которую подписали Толстой и Шолохов. Дело идет не о том, чтобы расхвалить мою сказку, а о том, чтобы защитить ее от подлых интриг Детгиза. Но он стал "откровенно и дружески", "из любви ко мне" утверждать, что сказка вышла у меня неудачная, что лучше мне не печатать ее, и не подписал бумаги… Сказка действительно слабовата, но ведь речь шла о солидарности моего товарища со мною».
Маршак, об обидчивости которого ходили легенды (однажды он всерьез запретил приводить к нему 4-летнюю девочку, сказавшую, что "Человека Рассеянного" написала ее няня) об этом прослышал и тоже записал Чуковского в персоны нон-грата.