Да и Вика не гулящая, проверял ведь ее, прежде чем в дом вводить. И целый год после свадьбы сторожил, присматривался. Ледышка она.
- Это вы ошиблись.
- Нет. Вы ведь лечились от венерических, да?
- А кто от них не лечился? – хмыкаю. – Дважды одну заразу цеплял. Таблетки пропил, и все прошло.
- Да, - кивает док. – Вот только детей вы иметь не можете. Уж простите, взял на себя риск, и материал ваш, что вы для ЭКО хранили, взял. И проверил. Скрининг провел, и выявил проблему, но, возможно, мы сможем вам помочь. Иногда такое лечится.
Обессиленно валюсь на кровать, с которой еще пять минут назад вскочил, чувствуя себя живее всех живых. А сейчас снова стариком немощным себя чувствую, ведь Иосиф не лжет.
Он тоже знает, что бывает, когда мне непроверенную информацию предоставляют. И врачу я больше верю, чем Вике.
… - и я советую вам задержаться, проверить…
- Вон пошел! – обрываю я этого советчика. И глаза прикрываю, перед которыми бледное личико стоит, будто сама Вика здесь находится.
Дрянь мелкая! Гуляла, значит. И ублюдка своего мне подсунуть хочет, надеясь на мою доверчивость. Я ведь повелся бы на это, как сопляк какой-нибудь.
На лунные волосы ее бы повелся, на невинные глазки – ну разве она может перед другими ноги раздвигать? Эта святоша?
Может. С каким-нибудь студентишкой в узких брюках, и идиотской прической. С одним из своих сокурсников, глядя на которых не понимаешь: баба или мужик перед тобой.
Дрянь!
Не знаю, сколько времени проходит, но всех медсестер и врачей, заглядывающих в палату я клекотом прогоняю, сатанея от ярости, которая и не думает утихать. Она лишь разрастается, превращаясь не в слепое чувство, а в холодную злость. Которая выхода требует, и я знаю, на кого она обрушится.
- Не сдох еще?
Открываю глаза, и смотрю на Ратмира. Непонятно, зачем здесь нарисовался: стоит у стены в развязной позе, и бьет своей молодостью и силой мне под дых. Специально приперся, чтобы поиздеваться надо мной.
- Я тебя переживу, сопляк. Переживу, прожую и выплюну.
- Жаль, - паясничает. – Вошел в палату, а ты лежишь, только свечи в руках не хватает. Вот и понадеялся.
- Зачем приперся?
Он молчит. Лицо нечитаемое, вызывающее даже, а в глазах растерянность: сам не знает, зачем пришел. Мерзко, но ублюдка своего я всегда понимал лучше, чем его припадочная мамаша – слишком он на меня похож. И как-то легче становится, по-настоящему хорошо от того, что Ратмир сейчас в том же состоянии, что и я.