— Сто тысяч, — внезапно произнёс Громов. Он отставил в сторону пустую чашку и откинулся на спинку стула, буравя меня оценивающим взглядом.
— Что сто тысяч? — не поняла я.
— В продолжение нашего вчерашнего разговора, — пояснил он, а я на мгновение зависла, пытаясь понять, что именно Громов имел в виду. — Я сказал, что все женщины продажные, а ты заявила, что никогда и ни за какие деньги не изменишь мужу. Сто тысяч. Рублей, конечно же.
— Что? — я продолжала пребывать в прострации. — Это не смешно.
— А я и не шучу. Ты красивая женщина, Мира. Двести.
Громов сложил ладони перед лицом и прикоснулся указательным пальцами к губам, не сводя с меня пытливого взора.
— С меня хватит! Я не намерена терпеть это хамство! — отбросив в сторону салфетку, я вскочила на ноги и чуть не упала, запнувшись об ножку стула.
— Останься, Мира.
Он даже не повысил голоса, но интонация, с которой эти слова были произнесены, лишали почвы под ногами, заставляя вернуться на место. Этому мужчине не было нужды кричать или угрожать, чтобы добиться подчинения. Стоило ему только заговорить, как все мысли о сопротивлении испарялись. Вот и сейчас я послушно вернулась на место, испугавшись, что моя вспышка гнева может иметь серьёзные последствия для Игоря.
— Ты оскорбляешь меня, — грустно сообщила я то, что ему и так было известно.
— Прости, — Громов развёл ладони и снова сомкнул их. — У меня не было такой цели.
— Я не продаюсь, — выдохнула я, сложив руки на груди.
— Согласен, — он чуть качнул головой, словно пребывая в глубоком раздумье. — Моё замечание действительно могло показаться оскорбительным. Двести тысяч это очень мало. Порядочные женщины стоят намного дороже. Но вообще, я не предлагал тебе деньги, как ты успела уже подумать. Я представил чисто гипотетическую ситуацию. Хотел предложить тебе порассуждать на эту тему.
— Ага, конечно, — фыркнула я.
— Миллион, — его губ коснулась лёгкая улыбка, но взгляд так и оставался напряжённым и внимательным.
— Страшно представить, какие придётся исполнять прихоти, если мужчина готов заплатить миллион.
Я нервно мяла салфетку. О том, чтобы продолжить завтрак, не могло идти и речи. Мои слова, однако, вызвали у Громова тихий смех.
— Ничего особенного. Если мы говорим обо мне, то я нормальный человек, не извращенец.
— Александр, мне неприятен этот разговор, — я снова попыталась достучаться до него. — Мне не нравится даже мысль о том, что кому-то придёт в голову купить меня.