А
потом Он схватил меня за талию и притиснул
к себе, вышибая дух. Ноги стали ватными
и болтались, как две тонкие ниточки.
Если бы Он отпустил меня, то я бы сложилась
в кучку у его ног. Но он не отпускал. И я
даже через шубу чувствовала, какой Он
притягательно горячий.
Щеки
пылали, губы зудели так, что я невольно
прикусила губу, пытаясь почесать ее
зубами. И только, когда увидела, как
почернели его глаза, поняла, что именно
сделала. И вспыхнула от смущения, как
маков цвет, чувствуя, как запульсировали
от прилива крови мочки ушей...
–
Хороша, –
повторил он, склоняясь надо мной.
Близко-близко. Так что я чувствовала
его дыхание на своих губах. – Останься
со мной, Василиса. – Сердце радостно
подпрыгнуло, и я засияла, готовая
согласиться на все. – Я тебе бусы куплю...
Что?!
Бусы?!
Весь
жар моей любви смыло ледяной волной
прагматизма.
Бусы!
За мою любовь?!
Да,
за кого он меня принимает!
Я
резко, изо всех сил, толкнула боярина.
Он совсем не ожидал от меня такой прыти,
поэтому покачнулся и взмахнул руками,
пытаясь удержать равновесие.
А
я отскочила от него в сторону и зашипела:
–
Да, как вы
смеете! Я честная женщина, и живу, между
прочим, при храме, – ткнула я пальцем
в святошу, намекая, что вот он может все
это подтвердить, – а вы мне предлагаете
прелюбодействовать?!
Нет,
ну, если бы он мне предложил прелюбодействовать
просто так, без всяких там бус, я бы
согласилась. Ни секунды бы не раздумывала.
Но за бусы?! Нет уж, вскинула я подбородок.
Если переходить на товарно-денежные
отношения в любви, то я только за половину
его состояния соглашусь... то бишь, за
замуж.
–
Мы к вам,
господин боярин, – холодно произнесла
я, – пришли совсем по другому поводу.
Идею
я свою излагала четко, ясно и немногословно.
Привела доводы в пользу чистых улиц,
старательно умалчивая о гигиене и ее
влиянии на здоровье. А то вдруг промахнусь,
как с приемом храмом платежей от
населения.
Святоша
довольно кивал, а Светозар не отводил
от меня глаз. Вернее, от моей груди,
которая уже почти забыла, что этот боярин
практически оскорбил меня своим
предложением, и нагло выкладывалась на
стол, показывая себя во всей красе.
–
Вы же
понимаете, – вещала я, пытаясь совладать
с собственной грудью. Не знала, что она
у меня такая самостоятельная. – Если
при вашем правлении жизнь в городе
изменится в лучшую сторону, то вы
останетесь жить в памяти людей даже
после смерти. Вы войдете в историю, и
вашим именем будут называть сыновей.