И я переступила порог звериного логова, прячущегося за фасадом
ветхого домика с рыжей черепицей. Сквозь покосившиеся давно
некрашеные доски забора выглядывали белые соцветия сирени, которые
всегда распускаются в середине мая.
А может это запах уже наступившей весны приступил мою
осторожность?
Когда я вошла, дом встретил меня злым скрипением половиц и
запахом горьких лекарств и водки. Цветы, которые стояли, буквально,
везде: на комоде в коридоре, самой кухне на столе, безуспешно
пытались спрятать ту жуткую вонь.
Мне стало как-то не по себе. Будто холодом повеяло. Хотя, в
приметы я особо не верила. Черных кошек очень даже любила. Не
боялась разбитых зеркал или битой посуды.
А вот про белую сирень в доме само вспомнилось. К смерти
это.
Захотелось бросить все и бежать. Босиком. Без сумки с
учебниками, которую я легкомысленно бросила в коридоре.
Дома мне такое вряд ли спустят. Но не убьют же.
-- Вовик, -- сахарным голоском запела баба Маша. -- Я сделала
все, как ты хотел. Только не ходи никуда. Дома будь, как
обещал.
Почему жертвы насилия не кричат и не сопротивляются?
Я бы, наверное, если бы была умной или сильной, увидев мужика с
ножом, начала кричать, схватила бы табуретку, чтобы ударить его. И
ничего бы не случилось.
Почему-то говорят, что если жертва не сопротивляется, то сама
виновата или даже хотела этого.
Я не хотела. Не хотела. Но на меня, как будто оцепенение напало.
У меня все внутри кричало, а выдавить из себя даже звука не
получалось. Как не получалось пошевелить рукой или ногой.
Он схватил меня за волосы, приставил нож к моему горлу и куда-то
потащил.
А баба Маша ласково кудахтала:
-- Делай с этой, что тебе надо. Только не ходи никуда, Вовик.
Дома же хорошо. Я покушать приготовлю. Картошечки тебе пожарю.
Огурчиков солёных откроем. Под водочку.
Тот монстр, которого бабка нежно звала Вовиком, затащил меня в
подпол, скрутил мне руки и ноги кабельными стяжками, а потом начал
избивать.
Я сжалась в комочек и замерла, как мышка в надежде, что ему
надоест, или он устанет.
Отец быстро выдыхался, если не получал сопротивления. Какой кайф
бить того, кто не плачет и не умоляет остановиться? Это скучно.
Маму отец всегда бил с большим удовольствием, чем меня. Она от
него убегала, кричала, звала на помощь, совершенно в помощи не
нуждаясь. К нам на прошлой неделе новый участковый прибежал --
спасать ее многодетную мать от домашнего насилия. Так она схватила
половую тряпку и отходила ей бедного лейтенанта Смирнова, решившего
арестовать разбушевавшегося алкоголика. Когда за участковым
закрылась дверь, Елена Васильева продолжила рыдая умолять мужа не
убивать её ради их пятерых детей.