Отец Игнаций отличался редкой даже для иезуитов гибкостью,
понимая, что соперничать с другими монашескими орденами Речи
Посполитой и униатами не просто. Повторял, что «цель оправдывает
средства», потому озаботился открытием бесплатной столовой и приюта
для бедных, куда пускали не только католиков, но непременно
приобщали к истинной вере. Предпочитал интригу ударам в лоб, отчего
позволил прожить в монастыре двум загадочным личностям, скверно
говорящим по-русски и почти не понимающим ни польский, ни латынь,
присматриваясь к ним.
Само по себе известие, что в заокеанских колониях
распространяется Слово Божье, не было откровением. Отец Игнаций
знал про иезуитов в Парагвае, этот пример в Риме сочли образцовым.
Но вот самозарождение католического прихода на землях, занятых
английскими вероотступниками, впечатлило… Если это не ложь.
- Зачем им в Лиду?
- Так оттуда дорога дальше лежит, на Менск и в Московию.
Лазутчики царя Алексея они, ваше преподобие. Никакие не монахи,
воины. А что плохо русский понимают – так прикидывались.
Подозрения зародились у монаха, когда тот по приказу настоятеля
учинил обыск в келье «мериканцев», где обнаружил мирскую одёжу.
Чаял найти «Апокрисис» Xристофора Филалета или нечто другое
богопротивное, но больше предосудительного не накопал.
А невзлюбил их, получив сапогом в лоб.
Брат Генрих поведал, что вокруг их колонии живут дикие племена,
закоренелые язычники, поклоняющиеся духам предков и не приемлющие
Слово Господне. Крестьяне в «Мерике» обороняют себя сами. Каждый
божий день оба «мериканца» выходили на монастырский двор и
принимались тузить друг дружку. Сам отец Игнаций показал интерес.
Шляхта и княжеские дружинники дрались мечами, копьями да клевцами,
стреляли из пищалей и арбалетов. Простой люд бился на кулаках – кто
кому врежет сильнее, подножка считалась подлостью. Заокеанские
братья не чурались ничего, лупили ногами во всю дурь, а от ударов
соперника укрывались да уклонялись. Настоятель велел паре монахов
поучиться, Павел бросился на брата Генриха с кулаками… и тотчас
обнаружил себя на снегу, а голова раскалывалась от жестокого удара.
Чужестранец помог встать и предложил повторить, но монаху
расхотелось учиться, если ценой науки станет пробитый лоб.
А ещё эта парочка, переодевшись в цивильное, раза три шастала по
городу. Заходили в харчевни, заказывали побольше еды и пива,
отъедались, словно монастырской еды им мало. Брат Павел подглядывал
от входа и глотал слюну, отведав одних лишь кухонных ароматов.