Наслаждалась чужим мятным дыханием на своей коже, замирала от прикосновения широких крепких ладоней к пояснице и тонула в манящих темных омутах.
— Почему? — с прищуром смотрю на слишком серьезную Иринку, нахмурившую брови, и думаю, что она мне просто завидует, как и большинство присутствующих здесь студенток.
Как же. Звезда потока выбрал никому неизвестную новенькую, недавно переехавшую из провинции.
— Потому что он бабник и может превратить жизнь в ад, если ты перейдешь ему дорогу, — поясняет Зайцева и складывает руки на груди в защитном жесте, обижаясь на то, что я совсем ее не слушаю.
Я же разворачиваюсь на крутящемся стуле на сто восемьдесят градусов и застываю, пока Матвей разрезает толпу острым уверенным клинком. В два счета преодолевает разделяющее нас расстояние и останавливается передо мной, широко расставив ноги. Изучает недолго, не замечая хмурой, как туча, Иринки, и протягивает мне ладонь.
— Потанцуем?
— Нет.
Грозно шепчет мне Зайцева, только я птицей слетаю к самодовольно ухмыляющемуся парню и переплетаю свои пальцы с его, ощущая, как мириады искр взрываются внутри.
Воображаемые фейерверки проносятся под потолком, ярко светит несуществующее северное сияние, и я теряюсь в затапливающем меня притяжении. Позволяю Матвею вести мою слегка ошалевшую персону на середину танцпола, где по мановению палочки сразу образуется свободное пространство для нас двоих. И с грацией кошки прижимаюсь спиной к его груди и не возражаю, когда его руки опускаются мне на бедра.
А потом мы отдаемся безумному танцу, одному на двоих, и растворяемся в мелодии, не замечая десятков пристальных взглядов. Выписываем дикие восьмерки, растворяемся в громкой звонкой музыке и заразительно смеемся, едва не сбив выскочившего неизвестно откуда нескладного парнишку в старомодных очках.
Композиции сменяют одна другую, капелька пота стекает вниз по виску и облизывает ключицу, и я витаю в облаках накрывшей меня эйфории. Веду себя развязно и раскованно и совсем не похожу на спокойную Александру, увлекающуюся игрой на фортепиано и читающей Блока.
— Пойдем освежимся, здесь душно.
Пробивается сквозь какофонию звуков хриплый низкий голос Матвея, и я с радостью хватаюсь за возможность остаться с ним наедине. Первой выскальзываю на улицу через черный выход, набираю полные легкие прохладного воздуха и любуюсь идеально-ассиметричными чертами лица нависающего надо мной брюнета.