Дурак я, что не расписал магический обряд во всех подробностях, не установил собственные правила. Мог бы сказать, что ритуал подразумевает участие только одного мужчины – меня, и стоял бы сейчас Гор за дверью, мучаясь ревностью. Впрочем, перегнешь палку — рискуешь все испортить. Раз уж клюнула рыбка на крючок, подсекай осторожно. Гор не из тех мужчин, которых с легкостью выставишь из постели, чудо, что он вообще согласился подпустить чужака к своей самке. Нет, наглеть нельзя: лишние детали могут сделать мою легенду о ритуале неправдоподобной.
Пока я сражаюсь с ревностью, Гор забирается на кровать. Он стоит на матрасе, а Элен покорной добычей лежит между его расставленными ногами — эдакая поза доминирования альфа-самца. И словно мало Гору этой показухи, он, едва раздевшись, стремится запихнуть разбухший член любовнице в рот. Не ради удовольствия, не потому, что ему не терпится окунуться в желанную влажность. Это заявление прав, представление, устроенное специально для соперника. Смотри, будто говорит Гор, эта женщина сосет мой член, а значит, принадлежит мне, признает над собой мою власть. И Элен действительно признает, послушно расслабляет горло, позволяя Гору проникнуть на всю нешуточную длину. Он слишком большой для нее, слишком большой. Пальцы с красным маникюром судорожно сминают ткань платья на животе — выдают, насколько тяжело волчице провернуть такой трюк. Все происходит добровольно, но от этого еще гаже.
Мудак! Разве можно так обращаться с женщиной? И ради этого урода Элен отказывается от настоящей пары? От того, кто станет носить ее на руках, сдувая пылинки?
— Перестань, ты ее задушишь! — сжимая кулаки, я шагаю к постели.
Клянусь, если Гор сейчас же не слезет с Элен, не вытащит из нее своего монстра, я зубами вцеплюсь ублюдку в глотку — перегрызу сонную артерию. Но в насилии нет нужды: мои слова будто срывают с Гора покров минутного помешательства. Испуганно распахнув глаза, он спешно покидает рот любовницы, и та, закашлявшись, вытирает слезы.
— Любимая, прости, любимая, — встревоженно шепчет Гор, и я отчаянно сражаюсь с желанием сломать ему руку — ту, которой он нежно, успокаивающе гладит волчицу по щеке. Сломать! Сломать! Вырвать к чертовой матери из сустава. — Я сделал тебе больно? Я не хотел. Я…
— Все… нормально, — голос Элен хриплый. Понимая, отчего он такой, я злюсь еще сильнее. — Правда, Гор, — она осторожно гладит его по бедру. — Все в порядке.