Торговцы с почтением кланялись господину в носилках. Горожанки снимали ношу с головы, просили благословения. Мужчины бросали беседу, вино и подходили ближе, желали счастья и здоровья жрецу.
Элиль плелся сзади с веревкой на шее, как скотина. Вокруг красивый, белый город, обласканный солнцем и просоленным морским ветром. Элиль с первого же взгляда его возненавидел. Возненавидел этих праздных довольных людей с масляными рожами, эти дома из светлого песчаника. Даже солнце казалось чужим и неприветливым.
У крыльца большого дома с колоннами ожидала целая толпа слуг. Все бросились помогать хозяину выйти из носилок. Так голодные псы с радостным визгом выплясывают перед охотником.
Элиля отвели в грязный двор, обнесенный каменным забором. В дальнем углу теснились низенькие лачуги, сложенные из булыжника и покрытые сверху потемневшей от времени соломы. Толстый неряш-ливый надсмотрщик схватил широкой пятерней его за волосы, так что слезы выступили, толкнул в одну из лачуг. Элиль пролетел несколько шагов и ввалился внутрь, растянувшись на земляном полу. Пахло немытыми телами и мочой. Он поднял голову. У стен дощатые нары, устланные старыми грубыми циновками. На нарах сидели трое мальчиков, чуть помладше Элиля. Они с испугом глядели на него. Одежды на них никакой не было, кроме набедренных повязок. Но выглядели они упитанными. Элиль поднялся с земли, отошел в угол, уселся на корточки. Мальчики не отводили от него взгляда. В глазах страх, больше того – привычка к страху и унижению.
– Чего таращитесь? – зло буркнул Элиль.
– Ты будешь петь в хоре или просить подаяние? – спросил один из них звонким дрожащим голоском.
– Где я нахожусь? И кто вы такие? – грубо спросил Элиль.
– Мы принадлежим храму великого бога Мелькарта>18. И ты теперь будешь среди его служителей, – объяснил ему другой мальчишка.
– Служителем храма? – не понял Элиль. – Это что – жрецом?
– Нет, не жрецом – служителем, – начали они ему объяснять, чуть осмелев. – Жрецы вольные. А служители – рабы. Мы поем в хоре, удовлетворяем похоти заезжих моряков или просит подаяние на торжищах. Тебя, наверное, поставят в хор петь гимны.
– Не буду я ничего делать, – огрызнулся Элиль.
– Тогда тебя заставят, – последовал ответ, полный безнадежного смирения.
К нему обращались, как к глупому малышу. Это начинало злить.