Верно, — сказал я, расцепив, наконец Фиму с Женей.
Корзуна придержал Степаныч, чтобы тот не грохнулся на землю,
наступив на раненую ногу.
Сделанного не воротишь, — Сказал я, наблюдая, как Женя с трудом
поднимает костыли с земли.
— Уже все. Фима накосячил. Теперь будем разруливать. Смотри,
Фима, — глянул я на обиженного друга. — Где нож?
— С собой.
— Вечером мы съездим за город, и ты выкинешь его в реку,
понял?
Он молча покивал.
— Дальше, — продолжал я. — Отдашь Степанычу все оружие, что у
тебя есть.
— Витя, да ты что? Я ж как голый останусь!
— Все. Не обсуждается. Обманешь — предашь нашу дружбу.
— Сука, мля… — буркнул Фима.
— И еще. Смени квартиру. Переселись куда-нибудь на время,
затаись. Дома тебя могут искать. Три-четыре дня из дому ты не
выходишь.
— А работа?
— Никакой работы.
— И че ж мне жрать-то?!
— А раньше надо было думать, — зло сказал Женя, закуривая
сигарету, — когда ты шел бандоса убивать. У них теперь поводов нас
прикончить на один больше. Везет, что еще не добрались, что сами
между собой грызутся, как собаки.
— Я посмотрел бы на тебя, на моем месте! — Закричал на него
Фима.
— Да не ори же ты! — Прикрикнул на него Степаныч, когда
разгавкался соседский кобель.
— Ладно. Пошли отсюда, — сказал я.
— Я думал, мужики, что вы меня поймете, — обиженно втянул голову
в плечи Фима.
— Ты должен понимать, что всех подставляешь, когда сначала
делаешь, а потом твой собственный ум тебя догоняет, — сказал я. —
Но я с тобой больше цацкаться не буду. У тебя только один выход —
поумнеть. Понял? Не маленький уже, а ведешь себя, как какой-то
пацан. Короче, так. Теперь без нашего ведома ни шагу. Понял?
— Бери швабры, — угрюмо сказал Степаныч.
Фима вздохнул, взял всю стопку и взвалил себе на плечи.
***
Кабинет Косого располагался в одном из небольших помещений
бывшей обувной фабрики. Когда-то знаменитая на весь край, теперь
она пустовала, а первый ее этаж заняли новоявленные бизнесмены.
Вместе с Косым сидели: небольшой обувной магазинчик,
продуктовый, часовых дел мастер в своем закутке, и еще парочка
людей, которыми мало кто интересовался.
Привыкший к строгости, Косой раздражался при виде всех
излишеств, которые так нагло позволял себе Седой. Потому и
кабинетик Косого, похожий на рабочее место средней руки
начальничка, отличался сравнительной аскетичностью.