— А что нужно делать?
— Сейчас объясню. Садись!
***
— Антон, привет! — из телефонной трубки раздался знакомый голос.
Это была Катя Волкова.
— Привет, — рассеянно отозвался я. Вообще я ждал звонок от
Гнутова, но получилось что на линии был совсем другой человек. — Я
уже начал было думать, что ты больше не позвонишь.
Она шумно вздохнула.
— Ох... Я только сегодня хоть немного от депрессии отошла. Мы с
Настей были очень близки, она ведь еще и моя троюродная сестра. Мы
только последний год мало общались. Она в Москву поступила, в
университет на юриста. Приехала на лето, в начале июня и вот... Все
случившееся было таким тяжелым, что вообще на улицу не выходила и
видеть никого не хотела. А сейчас вроде полегче стало.
Я прекрасно ее понимал, а потому решил сменить тему.
— Как отец? Работает?
— Да. У них в отделе сейчас куча работы. Людей не хватает,
приходится за троих работать. Начальство тормозит его документы и
настоятельно просит, чтобы папа не увольнялся со службы, иначе,
работать некому будет. Он вроде и сам уже не хочет работать, но и
отказать не может. С этой бесконечной работой, мы его почти дома не
видим. В общем, пока все неопределенно.
Ее слова меня совсем не удивили. За те зарплаты, что платили в
милиции в те годы, даже странно, как все отделение еще не
разбежалось по домам. А увольнять офицера не хотят, скорее всего,
потому, что специалист хороший. Обещают и зарплаты повысить и
звание дать, лишь бы удержать человека на месте. Только по факту —
пустое сотрясание воздуха. В девяностые так было везде, но многие
не уходили потому, что больше идти было некуда. Ну и потому, что им
постоянно говорили — вот сейчас тяжело, но со следующего
года...
— Понятно. Когда сможем увидеться?
На мгновение повисла короткая пауза.
— Не знаю. От того, что происходит на улице, даже страшно
становится. Меня по вечерам никуда не пускают, да я и сама не хочу.
Днем можно. Давай, завтра ближе к одиннадцати?
— Отлично. А где?
— Может, в парке Победы? Где мы были в прошлый раз.
— Договорились, до встречи.
Когда я положил трубку, то задумался. К девушке я ничего
«такого» не испытывал, хотя, повторюсь, она была симпатичной и
приятной в общении. О каких-либо отношениях я даже и не думал, и на
то были причины. Во-первых, с тех самых пор, как погибла моя жена
Татьяна, я усилием воли оставил все попытки завести другую семью.
Считал это некой формой предательства, хотя мне не раз говорили,
что это не так и мои моральные принципы устарели. Во-вторых, если
вдуматься, мне было сейчас за пятьдесят, а ей всего лишь
семнадцать-восемнадцать. Она мне в дочери годилась.