Только по закону подлости черная полоса не прекращалась. Куда ни
приду, везде до меня побывали, выгребленно подчистую. Уже стала
подозревать, что кто-то знает, куда я собираюсь, и заранее
специально туда идет.
Уже после один опытный выживший всё растолковал мне, дурехе. Я
не первая у них была. В общем, невыгодно барыгам, чтоб должники
вовремя долги отдавали. Палки в колеса суют, специально вредят,
чтобы человек не отдал вовремя и проценты начали капать. А дальше
по отработанной схеме: публичное унижение ломает человека, и он
превращается в вечного раба. Они, конечно, называют их работниками.
Человек оказывает барыге некую услугу, но по факту покрывает этим
только проценты, а сам долг остается, даже прибавляется. Должник же
всё это время живет и питается на станции.
А на меня Михалыч лично глаз положил, задумал к себе в жёны
определить. Вызвал к себе и прямо так с порога и заявил: «Не дури,
мол, все долги спишу, будешь у меня жить как у Христа за пазухой.
Есть и пить сколько влезет и ничего не бояться». Показал «хоромы»
свои, комнаты при станции. Там как во дворце, ремонт как в лучших
домах, холодильник, компьютер с фильмами и играми и прочая техника,
даже стиральная машинка есть. Генератор для его хомячьей норки
сутки напролёт тарабанил. По центру большая кровать напротив
камина.
— А ты что? — полюбопытствовала Ю, глаза у девушки заблестели. —
О таком многие девушки мечтают. Я бы и сама призадумалась даже без
долга.
Маша полностью открыла дверцу печки, пошевелила кочергой угли,
сходила к выходу за ветками, наломала их об коленку и подкинула в
очаг.
— Знаешь, может, я бы и подумала, если бы он мне хоть капельку
был приятен, — продолжила Мария. — Михалыч же похож на хряка, меня
всю передергивало только от одной мысли, что придется спать с ним в
одной постели. В принципе, ты повторила его же слова. Толстяк
уверял, что может легко заполучить любую, но нужна ему именно я.
Дал время подумать, а через неделю прислал за мной своего сынка.
Тот примчался с красной рожей, весь запыхался и говорит: «Иди
быстрей, батяня ждет у себя, сказал срочно».
Мария замолчала, и девушки просидели в тишине минут десять. Ю не
решалась ее нарушать, понимая важность момента.
— Я и пришла, — глубоко вздохнула Маша. — А Михалыч за своим
столом сидит лакированным, а в глазу нож торчит. Я чуть не
описалась от страха.