Девушка наклонилась и внимательно осмотрела лицо мальчика.
— Сейчас просто умоемся, и всё. Нигде не болит?
Сережа принес из своей коморки ружье, переломил, вставил два
патрона в стволы и закрыл обратно. Встал в центре зала ожидания,
повернулся лицом к лежанкам выживших и громко произнес грубым
голосом:
— Кто?
В убежище стало тихо.
— Повторяю свой вопрос, — сердито продолжил смотритель. — Если
не услышу ответа в течение минуты, будете ночевать сегодня все с
покойниками под дождем. Так кто?
Бродяги переглядывались, шептали друг другу на уши, и через
несколько секунд одна из женщин сказала:
— Вон тот, что на поросёнка похож, подходил к печи, пока вы
трубу чистили.
Мужик, на которого показала рукой женщина, гневно взглянул на
нее.
— Что так вылупился? У меня ребенок тут, нам никак нельзя на
рельсах спать.
Сережа приставил двустволку ко лбу «свиноголового» и тихо, но
внятно спросил: «Зачем?»
— Шутка, обычная шутка, — начал оправдываться мужик. — Ну,
плеснул растворителя из шприца, хохмы ради, подумаешь. Скукота
же.
— Этот парнишка каждый день и в жару, и в дождь ходит в лес за
дровами, чтобы такие, как ты, всегда могли вскипятить воду, сварить
еду или просто посушить одежду. Видел такое где-нибудь еще? —
продолжил Сережа. — А теперь, хохмы ради, ты сегодня ночуешь на
улице. А потом умоляй его о прощении, если решишь вернуться.
Мария подошла к Сереже сзади и тихонько шепнула на ухо:
— Я тобой горжусь.
— Не переживай, сынок, — подбадривал мальчика Карандаш,
облизывая металлическую ложку после еды. — Новые брови вырастут
получше старых. Как у Брежнева, не меньше. У меня раньше сосед был,
парнишка примерно твоего возраста. Как-то раз смотрю, а у него
брови фломастером нарисованы. Представляешь, этот чудак решил
вымыть голову, и, чтобы побыстрей высохли волосы, стал сушить их
над газовой плитой. И смех и грех, брови вспыхнули, не заметил как.
Хорошо хоть так всё обошлось. Потом оказалось, что выходить на
улицу без бровей парень слишком стеснялся и поначалу рисовал их
карандашом, но тот быстро стирался. Тогда и принял решение перейти
на фломастеры.
Крантик громко расхохотался, и, когда немного успокоился, с
улыбкой на лице произнес:
— Ну и горазд же ты врать, Игорь Маркович.
— Ничего я не вру, вот поживи с мое еще, и не такое увидишь, —
Карандаш вышел в открытую дверь станции на перрон и, уставившись
вдаль, принялся поглаживать свой живот, набитый горячей похлебкой
из странной на вид рыбной консервы.