– Конечно, Олег Дмитриевич, как не помнить, ведь кто, если не я, провалялся неделю в медицинском отсеке. Да, возраст даёт о себе знать… Не то, что ваши двадцать два. Хотя вы же знаете, что я вряд ли прибуду живым на место назначения нашей экспедиции, помру на борту этой мерзкой консервной банки. А вы, может, ещё и карьеру сделаете по прилету.
– Полно тебе, Ренат Андреич, – кисло скривился Олег и смачно сплюнул на пол. – Ты совсем уже сбрендил без общества своих дружков. Конечно, ты их уже точно больше не увидишь, но не спеши закапывать себя в могилу раньше времени. Кто знает, что может ждать нас там. И, кстати, ты ещё очень даже в форме, давай крепись, да и как я тут один буду жить, окочурься ты в ближайшие годы. Я же превращусь в тупое зомби к моменту, когда нас наконец встретят на Счастливой Мекке.
– Ха-ха! А я прилечу туда уже девяностолетним дряхлым поленом и буду отравлять планету своей полуразложившейся трупной плотью.
– Да и я через тридцать лет, которые нам остались в пути, буду не первой свежести. Ну ладно, Ренат Андреич, что-то мы с тобой совсем расклеились. Сигнал всё тот же? Стабилен?
– Да, повторяющийся, с ярко выраженными фазами. Расшифровать ничего не могу, технологии не те, да и не специалист ведь я, нас в моё время учили работать на машинах попроще. А как там внизу, у груза?
– Ничего особенного. Всё на месте, разгерметизации нет, все системы обеспечения оптимального режима в норме. Триста тридцать седьмой не сбежал, если ты этого боялся.
Мужчины хмуро посмотрели друг на друга впалыми измученными глазами, несколько секунд помолчали, а потом, не сговариваясь, прыснули со смеху. Смех был невесёлый, надсадный, ничего доброго для членов их немногочисленного экипажа не предвещавший.
2
«Зачем я здесь?» – прозвучал в мозгу мой собственный голос. Я огляделся по сторонам. Тусклый свет скользил по вертикальным стенам, периодически превращаясь в яркие точки каких-то ламп. Эти светлячки ползли вверх, и я тупо взирал на их шествие. «Лампы двигаются или я?» – ещё один спонтанный вопрос возник внутри меня. В голове сильно шумело, виски пульсировали, а в затылке привычно ломило. Ну да, мой остеохондроз, куда ж без него. Я сильно потёр лоб, и наконец ко мне откуда-то из глубины сознания вдруг пришёл ответ: «Я же в лифте, на станции, эх, ну ты даёшь, память дырявая!».