Петляя между столиков, как заяц, он подлетает к нам и развязно бросает на стол тарелку со свернутыми, обреченными блинами:
– Что, хонорики, уже перекусили? – Господи, когда он научится звать людей по-человечески?
Влад уплетает блины, и мне кажется, что они пищат у него на зубах, как устрицы деда Щукаря. Рита заметно оживилась:
– Стрик, ты будто хотел что-то сказать?
– Я хотел сказать, что ЛЮБлю блинчики со сметаной.
– Серьезное открытие, – отзывается Влад, раскусив последний блин.
Как я его ненавижу! Взять бы и шлепнуть мордой в тарелку с остатками сметаны. Но вместо этого я спрашиваю:
– А ты билеты взял?
– Брось глюков гнать, перестраховщик. Возьмем, – весело откликается он.
И мне почему-то становится спокойней. Наверное, потому, что Рита опять ушла в свою вечную грусть и не обращает на колкости Влада никакого внимания. И только когда мы встаем из-за стола, она, как бы стряхнув оцепенение, медленно приподнимается и идет к гардеробу. Влад торопливо семенит за ней, бросая на ходу:
– Морской закон.
Как обычно, я уношу грязную посуду и толкаю ее в дырку раздатки, над которой красуются стихи безымянного поэта:
Мой руки перед едой,
Поел – убери за собой.
Посуду принимает сухонькая женщина в высоком колпаке и халате, которые когда-то должны были иметь белый цвет. Влад галантно накидывает на Риту шубку. Опять он меня опередил.
Идем в снег. До кинотеатра всего две остановки, и Рита предложила пройтись пешком. Я согласился, хотя пальцы в ботинках вновь обросли мелкими иголочками. Влад рассказывает что-то веселое. Рита отвечает, как всегда, рассудительно, я молчу.
Конец ознакомительного фрагмента.