Чем стала та намного хорошее.
Что кинул камень, как бычок, в авто,
Приметив перстень с челюстью волчары:
В окно попав, метнулся наутек,
Как трус, как падаль, собственно, как надо.
Запел в метро. В час ночи. В шесть утра.
Признался незнакомке, что он сволочь,
И что согласен он, еt cetĕra,
Хлебнуть пощечину, как доморальный донор.
Шепнул ЗавУп, что тот по сути, гей,
Что есть приметы, множество намеков,
Что менеджер с фамилией на «фрейд»,
Быть может, с ним, по-сучьему, не против.
Признался «другу», что его жена
Ничуть не хуже дев из Апулея.
Лишь пожалев, что та с плевком спина
Шла от него, как мило, к мавзолею.
Не горевать. Не думать. Не зевать.
Уволиться на раз. И тараканы-гады
На кухне презирают подлеца
За то, что отравил их шутки ради.
И яд не выпить. Жаб не облизать.
И выдумать больное лукоморье,
Куда несешься на воздушных парусах,
Пульт прижимая к изголовью.
* * *
Я буду взирать исподлобья
Готовый, очнувшись, упасть.
Как дышит мое сословье,
Или хотя бы часть.
Застывший, заслонный, жатый,
Усталый, согласный испить.
Я вдруг прикрываю чашу,
Ее посторонний вид.
Окаменный, оледенелый,
Конец ознакомительного фрагмента.