Разрушат вместе мои козни —
Так и быть, тогда сдаюсь.
Но положу начало розни —
К Богам я снова поднимусь!
Поднявшись, воцарюсь я в мире
И буду сеять всюду страх,
Докажу я Милаире
Главенство в смертных всех сердцах!
Так что ты думаешь, сестра,
Подкинешь дров мне для Костра?
*Звезда на миг остепенилась,
Поумерив гордый нрав,
И тут же краскою залИлась —
Едва не предала Устав!
Но речи Тени слишком сладки,
Гордыня овладела ей.
Богиня протянула лапу,
Сверкнув величием очей.
Тем временем в стране далёкой
Мечте, достойной королей,
Жил рыцарь, прежде одинокий,
Не знал любви асфоделей.
Был рыцарь молод, но измучен,
Он выжил лишь трудом своим,
Прорвался он сквозь Бездны гущи,
Никем неведом, не любим.
Ему удача подвернулась
И забрала с собой в полёт.
Дотоле спящая, проснулась
Гордость, восхищенья взлёт.
Решил он твёрдо: хочет править,
Не быть таким, как были те,
Кто мог его убить заставить,
Сжигая совесть на Костре.
Скакал он более недели,
Чтобы предстать пред королём.
Ведь слухи рыцарю напели,
Что может обрести он дом.
Ему открылась перспектива:
Всех прочих должен победить,
В бою добытая олива
Должна бы честь ему добыть.
Она ж была придворной девой
И лично знала короля,
А внешностью была как Ева,
Едва ль не лучше, чем она.
Характер ей оставил Ангел,
Ни капли не было в ней зла,
Ей прозвище в народе – Факел;
И при дворе она цвела.
Была она чуть младше ивы,
Погодка с розовым кустом,
Знать не знала бед наживы,
Жизнь вкушала милым ртом.
Пьянела Факел от закатов,
Любила слушать шёпот трав,
Знакомы были все ребята,
Играла в прятки средь дубрав.
Но детство мимо проходило,
Ей стало общество милей
Придворных, неземная сила
И гордость рыцарских мужей.
Однажды ночью к ней явился
В покрове сумрака Морфей,
И нежный стан её налился
Теплом, что уж всего сильней.
Была в ту ночь неотразима
Факел. Вышла под луну,
Своей красой она пленила
Всё живое в том саду.
Сей белый стан под лёгким платьем…
Взор юноши пленил он вмиг,
Дивился рыцарь своим счастьем,
А дух его Небес достиг.
И к сердцу юноша воззвал,
Проник он в сад, укрытый ночью,
А там и счастье он познал,
Заговорив с «дворцовой дочью».
– Простите вы мирскую глупость,
Что так нелепо я начну,
Но сердцу незнакома скупость,
Я точно знаю: вас люблю.
В груди моей святой огонь,
Дарован, верно, он Звездою,
И, к сердцу приложа ладонь,
Склонюсь я в ноги пред тобою.
О Вас я слышал очень много,