Я ухожу от нее в сумерках, когда свет уже скрадывает линии, прячет ясность дня. Успокоенная, притихшая, я иду домой короткой дорогой, решив срезать путь. Так тихо. Необычайно тихо. Не слышно ничего – ни птах, ни зверья, ни шороха ветра. Кажется, будто сон все ещё длится, но теперь он разросся на весь мир, укрыл его покровом тишины.
На поляне, где собираются вечерами, никого. Трава несмятая, будто по ней не ходили. От реки тянет прохладой, наверное, из-за этого у меня леденеют руки. «Пусть всё будет хорошо, пусть всё будет хорошо», – повторяю снова и снова, заклинаю то ли себя, то ли неведомое нечто, что всегда рядом.
Наш дуб молчит. Я вхожу, пусть и с трудом, но пробираюсь внутрь, проталкиваюсь сквозь застывшую кору, и облегченно вздыхаю. Родители спят. Я устраиваюсь рядом и долго лежу без сна, слушая их дыхание. Наутро они не проснулись – не слыша меня, продолжали спать, улыбаясь чему-то далекому.
Я бродила от дома к дому, звала, сначала тихо, а потом все громче и громче, пока не начала кричать. На один из таких криков отзывается эхо. Звук идёт из густого малинника, что раскинулся за дубравой, подальше от нахоженных троп.
– Ау! – Наверное, я и впрямь заплутала в страхах.
– Не ори, – отвечают мне.
Исцарапанный, весь какой-то мятый, из кустов вываливается парнишка. Хотя посёлок невелик – нас едва ли наберется пара сотен, – но его я не знаю. У него сумасшедшие глаза и длинные пальцы.
– А где все? У вас всегда так тихо?
– Нет… – Он смотрит, и я пускаюсь в объяснения: – Я вернулась… Вечером… Все спят, и я уснула. Но я проснулась, а они… И никто не отвечает…
– Как в балладе о спящей дриаде, да?
– Да! Как в ней, – согласно киваю я и невесть отчего улыбаюсь.
– Тебя как зовут?
– Лия.
– Давай, Лия, попробуем кого-нибудь разбудить. Я голосистый, – ухмыляется он.
Я веду его домой. Кое-как он проходит внутрь и, завидя родителей, хмурится. Мне остаётся лишь наблюдать за тем, как он их тормошит, щиплет, даже поёт – на удивление высоким чистым голосом. Наверное, он и есть тот самый Аль, настигает меня позднее прозрение.
– Остальные тоже спят?
– Не знаю… Я не могу к ним попасть, а они не отвечают.
– И деревья молчат… – не спрашивает он.
Мы стоим у дуба, под пышной кроной. От жара полуденного солнца не спасает и густая тень. В обычный день я бы ушла к реке, но сейчас мне страшно оставаться одной среди непривычно тихого леса. Парень жует соты – когда только успел стянуть? – и рассматривает меня.