Но Гийом был не сентиментален. Совсем. Зато он был регулярен. Он звонил почти каждый вечер и неизменно начинал разговор с ненавистной фразы «How are you?». Я уговаривала себя, что все воспитанные люди начинают разговор с этой фразы, но поделать с собой ничего не могла: что может быть скучнее в конце дня, чем разговаривать о том, как он прошел! И пока моё еле теплящееся чувство, оставленное без подпитки романтическими письмами, угасало с каждым новым «How are you?», чувство Гийома отчего-то разгоралось. Не иначе, как от моего голоса – больше, на мой взгляд, было просто не от чего. Мы же не разговаривали ни о философии, ни о политических взглядах, ни о проблемах с родителями – ни о чем, что могло бы расположить нас друг к другу.
Но, видимо, голос у меня и впрямь что надо, потому что через месяц Гийом вознамерился посетить в Москву.
Его желание не охладило даже то, что для этого нужна виза. Правда, эффект от новости был такой же, как если бы ему сказали, что где-то в Европе люди до сих пор живут при феодальном строе или едят руками.
– Визы? Что это за каменный век?
– Да, – вздохнула я. – А еще у нас расплачиваются наличными, помнишь?
Трубка прошипела что-то невнятное и неприятное.
***
Несмотря на многие страницы, на которых Достоевский доказывал обратное, большинство людей по природе своей законопослушны. Они не имеют ничего против закона, а если и идут ему наперекор, то только когда закон имеет что-то против них. К сожалению, часто оказывается так, что закон настроен недружелюбно именно к почитающим его людям.
Мы честно ознакомились со списком требуемых документов для получения визы, в котором одна глупость погоняла другую. Например, чтобы остановиться у меня, Гийому требовалось приглашение, ждать которого, как мне объяснили в ОВИРЕ, «по закону месяц, на практике два». Приглашение давало право на трёхмесячное пребывание в России, но въехать в страну гость мог только один раз. И если бы он захотел въехать ещё раз в течение этих трёх месяцев, то визу пришлось бы специально аннулировать в посольстве, чтобы получить новую. Похоже, что единственными желанными гостями из зарубежья в России были сезонные работники.
Более того, в посольстве требовали непременно оригинал этого приглашения – факс или распечатанная копия не принимались. Пересылать документ по почте – дело безнадежное: открытки, посланные родителям со склонов Фудзиямы, добрались до мест назначения через две недели после моего возвращения из Японии. Услуги экспресс-доставки обходились примерно в две тысячи рублей: в эту сумму включены громкие обещания, но никаких гарантий. Сумка из лондонского бутика, выписанная одной моей подругой, до сих пор лежит где-то на границе. Подруга надеется, что она гниет в нераспечатанной коробке со штампом DHL, а не ласкает плечо какой-нибудь дородной таможенницы.