— Именно – звездеж! С твоей стороны. Ты съезжаешь, а мы все
видели, как вы втроем терлись возле Сашиного дома, а потом
драпанули оттуда, теряя тапки. Короче, или ты идешь сюда, и вы
выясняете разногласия, или завтра вся школа узнает, что ты струсила
принять вызов один на один.
— Где гарантии, что меня не порвут, когда я ей глаз на жопу
натяну?
— Мое слово – вот гарантия.
— Бред! – тряхнула головой Катька.
— Для того, слово кого ничего не значит, конечно бред. Но не все
такие, как ты, — проговорил я. — Если ты не приходишь к нам на счет
«пять», победа автоматически присуждается Саше. Начинаю. И раз, и
два…
Карась, остановившийся в середине двора, выложенного досками,
подбежал к сестре, что-то ей горячо зашептал.
— Какое, нафиг, мнение ты имеешь? Тьфу, дебил!
Тем временем я неспешно считал:
— И четыре, и…
— Ладно! – сдалась Карасиха и зашагала к нам.
Гаечка сжала мою руку, уставилась на Карасиху, которая шла,
будто на эшафот. Я смотрел на нее и думал, до чего же она, мягко
говоря, не вписывается в каноны красоты. Торс без намека на талию
или грудь, грудина чуть вдавлена, спина широченная, туловище
слишком длинное для таких ног, х-образных, мосластых, с острыми
коленками и пространством между бедрами, как у козы.
Выпуклый каплеобразный лоб, лысые надбровные дуги, выпученные
глазные яблоки, затянутые веками так, что от глаз осталась щелочка.
Массивный нос с кончиком, свисающим до нижней губы. Рот, как у
жабы, и если у ее брата губы мясистые, то у Катьки – тонкие.
Жиденьки серые волосята, под которыми просматриваются синие
вены.Как-то даже жаль ее стало.
Она, конечно, бодрилась, выпячивала грудь, но в глубине глаз
плескалась паника. По-хорошему, ее стоило бы наказать, но это не
моя война, а Гаечкина, ей и решать, драться или спустить ситуацию
на тормозах.
— Какие у тебя ко мне предъявы? – Голос Гаечки звучал уверенно,
а трясущиеся руки она убрала за спину.
— В смысле? — Карасиха распахнула веки, и показалось, что ее
выпуклые глаза выпадут из глазниц.
— Харэ косить под дуру, — с нажи мом сказала Сашка. — Все знают,
что ты меня пасешь. А раз так, значит, у тебя ко мне претензии.
Слушаю внимательно. Что ты имеешь против меня? Что ты мне
предъявишь?
Ясно было – ничего, и Карасиха тщетно пыталась придумать хоть
что-то, ее глаза бегали.
— Ага. Все видят: тебе нечего мне предъявить. Значит, либо ты
публично извиняешься за все оскорбления, либо я бью тебе морду за
несправедливый наезд.