- Сложные службы-то? –
поинтересовался я – Для нас подъемные?
- Коли желание есть, так любая работа
в радость – философски сообщила мне повелительница шахт и штолен –
Не робей, залазник, больше положенного на тебя не взвалю. Но и не
ленись, поспешай. Луна кровавая уже скоро в самую силу войдет,
осталось до того деньков шесть, не более. Не управишься – кроме
себя никого в том не вини.
- Мне бы со своими спутниками
переговорить – попросил я – Вопрос серьезный.
- Твое право – одобрительно кивнула
Хозяйка – Из-под палки никто работу не делает так, как по доброй
воле.
- А если они захотят уйти –
отпустите? До выхода их проводят.
- Свобода вам уже обещана. Протяните
руку – и она ваша.
Мы встали кружком, буквально лоб ко
лбу.
- Ну? – еле слышно прошептал я, помня
о том, какая акустика в этом помещении – Свет, ты что думаешь?
- Сначала ты скажи – произнесла она –
Вписываешься?
- У меня выбора нет. Вопрос
профессиональной этики. Да и потом – зря я что ли сюда столько
перся, чтобы уйти ни с чем? Ты – другое дело.
- По последнему пункту то же самое,
вообще-то – осадила она меня – Плюс еще эта девчонка… Ну, Марина.
Вытаскивать ее надо. Это, если хочешь, тоже вопрос профессиональной
этики, только уже моей. Так что я в деле.
- Со мной все и так ясно – цыкнула
зубом Марго – Куда ты – туда и я. Мне на выходе одной делать
нечего. Мне тогда вообще проще дальше по этим пещерам бродить. В
Екатеринбурге меня местные в оборот возьмут, в Москве вообще в
пепел превратят, как лишнее звено.
- Я тоже с вами – азартно заявил
Аркаша.
- Что - с нами? – фыркнула Метельская
– Зачем?
- Зря ты так – возразила ей
вурдалачка – А если этой леди надо будет какой-нибудь вековой
баланс подбить? Сколько изумрудов в приходе, сколько в расходе, все
такое.
- Максим!? – возмущенно глянул на
меня юноша – Чего они?
- Все верно – осадил его я – Сам же
заявил нам недавно – ты не боец, ты финансист. Мы соответствующе
твою кандидатуру теперь и рассматриваем. Если дело будет связано с
риском, с опасностью – на тебя надежды нет. Если посчитать чего
надо – на твоей улице праздник. Но право голоса у тебя теперь
усеченное, не обессудь.
Аркаша хотел что-то сказать, но
делать этого не стал, промолчал. А что тут скажешь? Но, уверен, еще
одну обиду, далеко не первую, на нас он в душе затаил. Впрочем, и
пусть его. До той поры, как мы покинем эти горы, ничего этот
товарищ устраивать не станет, а после – и не страшно.