– Здесь совсем колхозников не осталось? – спросил Матвей, глядя на пустую дорогу между домами, в которых трудно было представить тех, кого описала Рита в своём рассказе.
– Почти, – сказала последняя, – все – на кладбище.
– Но оно совсем небольшое. Может быть, здесь ещё одно есть поблизости?
– Третье, – вновь подала писклявый голос Наташа, – но только я о нём уже не желаю слушать. Это какое-то некрофильство! Я хочу спать. Где мне лечь?
– Где хочешь, там и ложись, – ответила Рита, – Матвей, так ты отвезёшь меня с яблоками в Москву?
Матвей дал согласие, но потребовал два часа спокойного сна – именно спокойного, без кошмаров, что достижимо лишь при условии, если злобную и писклявую тварь где-нибудь запрут. Наташа устало произнесла, что делать ей больше нечего, кроме как кошмарить какого-то идиота, однако Рита её решительно положила рядом с собой, заверив Матвея, что он вполне может спать спокойно в любой из двух других комнат.
– Пусть спит со Сфинксом, – пробормотала Наташа, укрывшись краешком одеяла, – может быть, Сфинкс ему объяснит, зачем нужен член.
Матвей спать не лёг. Он спустился в сад, присел там на лавку около вишни и закурил, продолжая сравнивать то, что было вокруг, с картиной, которую незатейливыми штрихами нарисовала Рита. Только лишь рама осталась от той картины. Никто уже не пасёт, не косит, не безобразничает ночами, не поёт песен, не поздравляет соседей с праздниками. Здесь смерть наглядно продемонстрировала своё бессмертие и свои права на него. Ведь, как ни крути, смерть делает всех лучше. Вряд ли дядя Володя на фотографии, прикреплённой к надгробию,улыбается,обнажая скверные зубы. И вряд ли Танька смотрит с наглым прищуром. Наверняка ангелочек. Матвей задумался. Отзвук юности – он откуда? Из жизни или из смерти? Если из смерти, то не поможет ли смерть усилить его?
Из дома вдруг выглянул поросёнок. Он по-хозяйски оглядел сад. Заметив Матвея, навострил ушки.
– Сфинкс! – донёсся скрипучий голос из-за забора, – Кто тебя выпустил, змей отравленный? Молодой человек, это вы выпустили его? Вы с Ритой сюда приехали?
– Да, – ответил Матвей и повернул голову. За забором стояла старая ведьма – сгорбленная, морщинистая, с охапкой ботвы. А ведь такой тётю Машу сделала жизнь, а не смерть, подумал Матвей. Вслух он произнёс: