Давайте честно сознаемся: мы боимся своего ребенка меньше, чем мужа (жену) или свекровь (тещу). Нам трудно побороть искушение окатить ледяным душем не того, кто это заслужил, а того, кто не окажет сопротивления. И тогда ребенок становится мишенью нашего гнева на супруга, коллег по работе, начальника, свекровь или соседа – просто потому, что он стоит ниже нас в семейной иерархии и целиком от нас зависит.
«Я терпеть не могу, когда он мне возражает».
«Кто разрешил ей со мной спорить?»
«Он думает, что он тут самый умный! Я ему покажу, кто в доме главный!»
«Она упрямая, но я ее обломаю!»
«Он нарочно все делает мне наперекор!»
«Мне не нравится, когда она меня не слушается».
Если у родителя отсутствует чувство уверенности в себе, если он ощущает себя не на своем месте, то он может довольно болезненно реагировать на признаки сопротивления, демонстрируемые ребенком. Вместо того чтобы увидеть в попытке ребенка с ним спорить стремление к самоутверждению себя как личности, он видит в ней угрозу себе. Когда ребенок говорит «нет», он имеет в виду себя, а родитель воспринимает его «нет» как выпад против взрослого.
Тем самым он действительно настраивает ребенка против себя. Чем настойчивее родитель проявляет свою власть над ребенком, чем авторитарнее себя ведет, тем явственнее тот ощущает потребность защитить свою идентичность. Завлекая ребенка в ловушку игры «кто кого?», мы лишаем его иных возможностей отстоять свою личность. Отказ повиноваться и оспаривание родительских предписаний становятся его единственными «защитными укреплениями» против родительских нападок. Его «нет» теряет исходный смысл и предназначение, по идее состоящее в том, чтобы ребенок мог очертить границы своей личности и ответить себе на вопросы: «Кто такой я и кто такой не-я? Чего я хочу? Что я чувствую? О чем я думаю? В конечном счете кто я?»
Если родители воспринимают в штыки любую попытку ребенка вступить с ними в спор, то его сопротивление становится систематическим и приобретает черты поведенческой модели, а игра «кто кого?», в которой родители возлагают на ребенка вину за собственные неприятности, переходит в хроническую форму.
«Он смеет мне противоречить. Он смотрит на меня нахально. Я не допущу, чтобы он оспаривал мои приказания. Он обязан во всем мне подчиняться. Я его укрощу». Родители, которые думают подобным образом, выдают свои представления об иерархии, о месте каждого в ней, о своем превосходстве и неполноценности ребенка.