– Спасибо тебе, Вано, – пробормотал Куница. – Только ничего уже не сделаешь. Извини, пойду. Без десяти одиннадцать встретимся у штаба.
Куница махнул рукой и, спасаясь от дальнейших расспросов, торопливо зашагал в сторону КПП. Мысли закружились вокруг Елены. Неладно у них стало в семье. Исчезло былое душевное тепло. Заботится жена о нем и о сыне по-прежнему, но открытость, доверительность исчезли. Замкнутая стала, будто гложет ее что-то изнутри. Часто сидит задумчивая, посерьезневшая. Как-то сразу превратилась из озорной девчонки в зрелую женщину, от которой не лаской – холодком веет.
А как было поначалу! Беззаботно, весело… Леночка его, собственно, к жизни пробудила. После гибели Ксюши внутри все замерло, захолодало. Ксюша была для него всем. Если честно, он по первой жене и сейчас иногда тоскует, хотя ее нет уже шесть лет. Бандитская пуля оборвала Ксюшину жизнь. Когда ее не стало, Николай несколько лет не мог смотреть ни на одну женщину. А было ему тогда всего тридцать с небольшим, как говорят в Гусиновке, мужик в самой поре. И только Леночка…
Ох, огневая была девка! Николай вдруг увидел милое синеглазое существо, стройное, с тонкой талией и высокой грудью. Он вдруг прозрел, вырвался из летаргического сна. И потянулся к жизни.
Леночка уступила не сразу. Пришлось походить вокруг да около, тряхнуть стариной. В Гусиновке, что стоит на родной Кемеровщине, Николай был во всех отношениях первым парнем на селе. А пел как! Врежет частушку на околице деревни – на другом конце слышно. В общем, согласилась наконец Леночка выйти за него, хоть была на десять лет моложе. И начали они жить тихо, ладно. Одно лишь немного осложняло: отношение Олежки к мачехе. Леночка очень старалась, заботилась о мальчишке, пыталась притянуть к себе лаской – ничего не получалось. Парнишка слишком хорошо помнил свою мать…
Подходя к школе, стоящей в центре Соколовки, Куница услышал звонок. Занятия окончились, детвора с визгом и воплями вывалилась из широко распахнутых дверей, и он едва не пропустил бегущего в буйной толпе сына. Олежка сам его окликнул.
– Ты зачем пришел, папа? – спросил, взглянув исподлобья.
Недавно он в очередной раз нагрубил Елене и честно отцу в том признался. Николай не стал его ругать, лишь с укором сказал: когда человек к тебе с добром, нельзя отвечать черной неблагодарностью. Разговор получился серьезный, мужской и, кажется, достиг цели.