Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества - страница 22

Шрифт
Интервал


– я бы чувствовала себя глубоко уязвлённой…

…Ещё раз до свидания, мосье. Неприятно говорить «до свиданья» даже в письме. О, я уверена, что однажды увижу Вас снова. Непременно, как только я заработаю достаточно денег, чтобы приехать в Брюссель, я приеду и опять, хотя бы на мгновенье, встречусь с Вами…»


«Октябрь, 24 1844.

…Я не собираюсь писать Вам длинно; во-первых, у меня нет времени, так как я сию минуту должна отдать письмо, и, во-вторых, боюсь обеспокоить Вас. Я хочу только узнать, получили Вы мои письма, отправленные в начале мая и в августе? Шесть месяцев я жду вести от мосье – и, знаете, шестимесячное ожидание длится очень долго. Но я не жалуюсь и буду сполна вознаграждена за то, что немного грустила, если Вы мне напишете маленькое письмецо и вручите его этому джентльмену или же его сестре…»

«8 января 1845.

…Когда человек не жалуется, когда он пытается тиранической рукой подавить свои чувства, они восстают и человек расплачивается за внешнее спокойствие внутренней борьбой, которая временами почти нестерпима.

Ни днём, ни ночью я не могу найти покоя и отдыха. Если я засыпаю, меня мучают тяжёлые сны, в которых я вижу Вас, всегда сурового, всегда печального, всегда негодующего…

Я знаю, что моё письмо вызовет у Вас раздражение. Вы опять скажете, что я экзальтированна, что у меня мрачные мысли и так далее. Пусть будет так, мосье, я не ищу себе оправданий, я готова выслушать любые упрёки. Я знаю только, что не могу, не хочу, я отказываюсь утратить дружбу моего учителя. Лучше мне испытать самую жестокую физическую муку, пусть только сердце не разрывается от жгучих сожалений…

Мосье, беднякам немного нужно для пропитания, они просят только крошек, что падают со стола богачей, но если их лишить этих крох, они умрут с голода. Мне тоже не надо много любви со стороны тех, кого я люблю. Я не знала бы, что делать с дружбой, принадлежащей мне целиком, мне одной, я к этому не привыкла. Но Вы проявили ко мне небольшой интерес, когда я была Вашей ученицей в Брюсселе, и я упорно хочу сохранить этот интерес – я цепляюсь за него, как цеплялась бы за жизнь…»

«18 ноября 1845 (?).

…Скажу Вам честно, всё это время я пыталась забыть Вас, ибо воспоминание о человеке, которого не надеешься когда-либо снова видеть и которого тем не менее так высоко ценишь, слишком раздражает сознание… Я делала всё возможное, чтобы занять ум, я совершенно отказалась от удовольствия говорить о Вас – даже с Эмили, но я оказалась не в силах побороть ни моих сожалений, ни моего нетерпения. А это так унизительно – не иметь контроля над собственными мыслями, быть рабой сожалений, воспоминаний, рабой навязчивой и господствующей идеи… Почему я не могу относиться к Вам так же дружески, как Вы ко мне, – не более и не менее? Я бы тогда была так спокойна, так свободна – я бы смогла без всякого усилия с моей стороны хранить молчание хоть десять лет…