* * *
В марте 1852 года контр-адмирал Нахимов был назначен командующим 5-й флотской дивизией, а в конце апреля Корнилов определил его командовать 2-й практической эскадрой. Младшим флагманом был назначен контр-адмирал Вульф.
4 июля 1852 года Нахимов вывел на Севастопольский рейд линкоры «Двенадцать апостолов», «Ростислав», «Святослав», «Гавриил», «Три иерарха» и бриг «Птоломей». Несколько позднее к эскадре присоединились фрегаты «Кулевчи», «Коварна», корветы «Пилад», «Калипсо» и бриг «Эней». Нахимов держал флаг на «Двенадцати апостолах».
В тот год морская кампания была на редкость напряженной и длилась до конца октября. За это время эскадра дважды ходила в Одессу, перевозя войска, затем занималась эволюциями в Черном море, после чего вновь ходила с войсками из Севастополя в Одессу.
Пока Нахимов штормовал в морях, Корнилов занимался административными и хозяйственными делами, которых на флоте хватало всегда. Особенно волновало начальника штаба состояние артиллерии. Проверив поступившие с заводов новые орудия, он с возмущением писал, что они хранятся на ростовской пристани без платформ, забиты землей и ржавеют. В том же году при осмотре кораблей 4-й флотской дивизии Новосильского он отметил неверность прицелов и частые осечки при выстрелах. Если учесть дополнительно, что в николаевское время большое внимание обращали на чистоту орудий и драили их до блеска, можно полагать, что разные зазоры между ядром и стволом также влияли на меткость стрельбы. Уже упомянутые сведения об учениях 1852 года подтверждают разброс в меткости стрельбы, очевидно связанный и с опытностью канониров.
Апогеем же кампании 1852 года стал высочайший смотр флота императором Николаем.
Осенью Николай I отправился на юг, чтобы лично проверить боеготовность армии и флота. Корнилов в этот момент находился в командировке в Англии. Там начальник штаба Черноморского флота решал вопросы по постройке новых винтовых корветов «Воин» и «Витязь» на английских верфях. Увы, эти корабли так никогда и не будут построены.
Из-за отъезда Корнилова за все пришлось отдуваться мало что понимавшему в корабельных делах Берху. Понимая всю никчемность старого маячника, император определил ему в помощь своего любимца балтийского контр-адмирала Васильева, не без оснований носившего во флотских кругах прозвище «demihomme-demifolitete» (получеловек-полубезумец). Моряком Васильев был посредственным, зато знал и любил шагистику и фрунтовую службу. К черноморцам Васильев относился с известным презрением, как к никчемным провинциалам, а потому в успехе смотра чужого ему флота был не слишком заинтересован.